Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

Перед ним стоял, профессионально широко расставив ноги и засунув руки в карманы штанов, парикмахер. Не отвечая, Вилли понёс тело друга головой вперёд наружу мимо вынужденного посторониться оберштурмфюрера и бережно положил неподалёку на траву. Душили слёзы, ничто вокруг не воспринималось. Достал из нагрудного кармана большой носовой платок, сохраняемый на всякий случай в чистоте - и этот случай настал – приподнял голову Германа, и рука ощутила что-то липкое, посмотрел – на ладони была кровь. Раздвинув волосы на затылке мёртвого, увидел большую припухлость с запёкшейся кровью, которую он сейчас содрал, и кровь засочилась. «Они его убили!» - понял он. – «А потом повесили! Палачи! Повесили ещё живого, без сознания. Изверги!». Вилли осторожно накрыл лицо друга платком и завязал концы сзади на шее и голове, чтобы страшного лица не было видно. Услышал приближающиеся шаги, насторожённо приподнялся с колен на ноги. К нему приближался Шварценберг, сопровождаемый обоими оберштурмфюрерами. Вилли ждал. Когда Шварценберг подошёл, они глазами сказали друг другу, что знают правду.

- За что? – с натугой спросил Вилли.

Шварценберг, не отвечая, повернулся и ушёл, прикрываемый со спины тем, кто убил Германа, и не по собственной инициативе, а по приказу своего шефа. В этом Вилли не сомневался. Это была расправа за непослушание, за желание вырваться из-под власти тех, кто так бездарно правил страной и войной и кто не хотел отдавать агонизирующую власть даже здесь, в плену. Своими судорогами она ещё несла смерть.

Теперь ничто не мешало похоронить друга как полагается. Вилли поднял мёртвое тело и дотащил его до ворот лагеря - ему никто не помог – где подозвал часового и показал на Германа, объясняя и словами, и жестами необходимость похорон. Тот позвал из комендатуры капрала, который в свою очередь посмотрел и послушал и, очевидно, поняв просьбу Вилли, снова ушёл в комендатуру, а Вилли остался терпеливо ждать. Спустя некоторое время капрал вышел снова, показал приподнятой рукой «всё в порядке, жди» и заговорил с часовым, изредка поглядывая на Вилли и лежащее тело Германа. Пришёл кем-то осведомлённый Визерман, спросил:

- Что вы хотите?

Вилли спокойно ответил:

- Похоронить Зайтца по-человечески: в гробу и на кладбище.

Визерман, нервно передёрнув верхней губой, засомневался:

- Не знаю, удастся ли. Почему вы не обратились ко мне?

Вилли упрямо ответил:

- Я хочу это сделать сам.

Хорошо, что к воротам подкатил форд с кузовом, покрытым брезентом, и не надо больше было ни о чём говорить. Часовой открыл ворота, что-то сказал шофёру в окно кабины, тот стал разворачиваться задом к выходу, а капрал в это время о чём-то переговорил с Визерманом.

- Они всё же прислали машину, чтобы отвезти вас на кладбище. Думаю, это потому, что в первый раз. – Жёстко усмехнулся: - Вашему подопечному повезло. - Хотел уйти, Вилли остановил:

- Помогите мне.

Не скрывая неудовольствия, Визерман помог ему поднять тело Германа в открытый шофёром кузов и тут же торопливо ушёл, а Вилли залез к Герману, закрыл за собой борт и зря, потому что часовому пришлось лезть уже через верх – капрал приказал ему сопровождать живого, сопровождающего мёртвого. Завелся мотор, и поехали. Вилли сел на дно и придерживал голову друга на коленях. Часовой закурил, предложил Вилли, тот отрицательно замотал головой. Где-то остановились, от какого-то здания подошли двое солдат, откинули борт, потом принесли гроб, видно, из армейских запасов, задвинули его в кузов мимо лежащего Германа, снова закрыли кузов, что-то крикнули шофёру, приветственно помахали руками часовому и почти ушли, как Вилли спохватился и закричал:

- Стой, стой!