Корни обнажаются в бурю. Тихий, тихий звон. Тайга. Северные рассказы

Роман «Судьба» (1973) — первая часть дилогии Петра Проскурина, завоевавший признание миллионов читателей в нашей стране и за ее рубежами, обретший благодаря работе кинорежиссера и актера Е. Матвеева вторую жизнь на киноэкране, — создавался в условиях, когда началась решительная перестройка былой русской деревни, «индустриализация» русского поля. Старая деревня безвозвратно уходила в прошлое. И писатели, чье детство и юность прошли в русской деревне 30—40-х годов, со старинными «журавлями» — колодцами у бревенчатых изб, с добродушными крестьянскими лошадьми, работающими уже рядом с тракторами, с хлебом домашней выпечки, с поэтичными, хотя и нелегкими трудами на пашне и сенокосах, оказались в современном литературном процессе неожиданными счастливцами. Они вдруг — как последнее поколение, выросшее в этой, ушедшей ныне, деревне, — стали обладателями богатств, уже недосягаемых, недоступных другим. Муки нужды, лишения и утраты суровых предвоенных, военных и послевоенных лет, даже тяжесть былого деревенского труда — чаще всего ручного, безмашинного — как-то улетучились, перестали быть острым, почти болезненным ощущением. Зато обнаружилось (и творчество П. Проскурина, Вас. Белова, Ф. Абрамова, В. Астафьева, В. Шукшина, С. Залыгина, В. Распутина, Е. Носова, М. Алексеева, И. Акулова и ряда других современных русских прозаиков убеждает в этом) редкое богатство неповторимых впечатлений, удивительный «слух» на народную, очень колоритную речь, обилие невымышленных сюжетов, на редкость предметное видение мира.

Надо было запечатлеть уходящее, спасти от забвения все лучшее в нем. В зону забвения не должно было попасть ни крупицы драгоценных моральных качеств тружеников земли.

Петр Проскурин помимо этой гуманистической заботы о традиционных богатствах былой деревни постоянно имел в виду и другие ценности, накопленные в крестьянстве после Октября, в годы Великой Отечественной войны. «Пришлось заглянуть в прошлое России, нельзя было и войну обойти — именно по ней, по средней полосе, пришлись тяжелейшие ее удары, — пояснял писатель характер намечавшейся эпопеи. — Потребовался и космос. А иначе образ Захара Дерюгина — главного героя романа — получился бы неоправданно фисгармоничным. Этот могучий человек выдержал на своих плечах всю тяжесть валившихся на него бед, неудач, но он должен был понять, ощутить и великую справедливость своей судьбы. Потому в космос летит именно его сын, Николай Дерюгин» (Жанр гибкий, жизнеспособный. — «Литературная газета», 1978, 11 октября).

…Пролог к «Судьбе» — небольшая поэма в прозе, какой-то вулканический выброс страстей, мук — поражает концентрацией мотивов смятенья, тревоги и стихийного творчества природы. Молодая женщина, нищенка, бог весть как забредшая на околицу брянского села Густищи, в грозовую ночь разрешается от бремени прямо у хаты главного героя — создателя и председателя местного колхоза Захара Дерюгина. Он находит ребенка — это был мальчик, — принимает его, словно заранее ему предназначенного, в семью, вплетает некую обрывающуюся нить чужой жизни, чужого рода в свою жизнь.

Кто эта женщина? Элемент монументальности, бесспорно, есть в этой крестьянской Мадонне XX века. Ведь не очень простого «младенца мужеска пола» принесла эта нищенка: именно из этой избы начнет путь в космос Николай Дерюгин в романе «Имя твое»… И он погибнет, испытав в последний миг ощущения, поражающие редкой глобальностью мысли: «Был яркий, мгновенный взблеск, ничтожная точка в безбрежных пространствах, и все погасло, и ничто, кроме сжавшихся двух человеческих сердец рядом, не отозвалось на эту тихую вспышку, хотя жизнь готовилась к ней необозримые миллиарды лет; беспредельный океан был нем и как всегда недвижим, его законом были вечность и покой безмолвия. Он обнимал все миры и все, что являлось Вселенной — праматерью всего сущего… крестный путь человечества к звездам не мог прерваться» (разрядка моя. — В. Ч.).

…Изба Захара Дерюгина оказалась вовсе не тихой обителью для будущих покорителей космоса. Она — своеобразный атом, малая единица исторического пространства и движения.

Писатель говорит в одной из начальных глав «Судьбы» о решающей закономерности исторического бытия страны в первое десятилетие после Октября: «Огромная отсталая страна утвердилась на самом острие социальной эволюции мира».

И изба Захара, все село Густищи, с хуторами, одинокими дворами, стало как бы той расплывшейся, раздираемой противоречиями точкой, где давление перемен, обновляющих мир преобразований сконцентрировалось, уплотнилось… Давление это создало особые скорости, резкость нравственных сдвигов, породило опасность срывов, катастроф, нередкой ломки характеров, не выдерживавших чрезвычайных перегрузок.