Корни тайны

— Ваш телефон я нашла сама — я видела, когда Вы приезжали в корпорацию, и узнала Вас, так как видела Вас в телешоу. Я секретарь Геннадия Максимовича, работала руководителем его секретариата. После его … ухода многое изменилось. А уж когда стало известно, что его отравили, вообще все перевернулось. Но это не важно! — решительно сказала Валя и продолжила, — Так вот, есть информация, известная, наверное, только мне. Я так была потрясена смертью Геннадия Максимовича, что сразу забыла рассказать об этом, и полиции, и следователям. А уж когда меня допрашивали о том, как я готовила чай, и обвиняли в том, что это я насыпала туда яд, мне вообще было ни до чего. Потом же, видя, как все закручивается, решила и не сообщать. Но теперь узнала о нападении на Юлию Валерьевну — и понимаю, что молчать об этом нельзя, вдруг то, что я знаю, сможет помочь бывшей жене и сыну Геннадия Максимовича. Он ведь их очень любил! Сын был для него главным человеком! А Юлия Валерьевна… Она прекрасная, замечательная, но очень давила на него, он буквально сбегал от нее на работу… Но это не он мне говорил, что я сама наблюдала. А он очень любил ее. Он в Маргариту, ну, дочь Бориса Степановича, влюбился лишь потому, что она была похожа на Юлию Валерьевну — они же родственники. Но я не это хотела рассказать. Так вот. В тот … день Геннадий Максимович был у себя в кабинете, и вдруг он выбежал какой-то необычный: он вообще-то был очень сдержанным человеком, не сухим, а именно сдержанным, он мог и пошутить, и посмеяться, но чувствовалось, что он постоянно сдерживает себя — контролирует себя. А тут он выскочил из кабинета — представляете, он! выскочил! — и пошел к двери, прямо на ходу надевая плащ, и сказал мне, проходя мимо моего стола: «Валя, представляете, у меня родственник нашелся!» — и убежал, не сказав, куда идет, с кем встреча — с этим родственником, или с кем-то ещё. Но я знала, что он очень переживал, что у него нет никакой родни. Вот, что я хотела рассказать.

Белогоров слушал монолог Вали очень внимательно. Когда она остановилась, он не сразу задал вопрос:

— А когда Геннадий Максимович вернулся после встречи, он ничего не рассказывал о ней?

— Нет, не рассказывал. Он вернулся и сразу пошел готовиться к совещанию, он приехал прямо к нему, мне даже пришлось звонить ему напоминать. Только чаю попросил приготовить. И тут ему стало плохо, и он умер. Мне надо было сообщить полиции, но сразу я не сказала, а теперь боюсь. Да и директора между собой переругались.

— А правда, что Геннадий Максимович не подписывал сам документов? — решил узнать Станислав, пользуясь неожиданной напрочь не запланированной беседой с таким ценным очевидцем.

— Правда. Он отошёл от всех текущих дел, вроде бы обдумывал какой-то новый проект, но явно не успел его начать. А по действующим проектам он лишь осуществлял общее руководство, слушая на совещаниях отчёты и давая указания — документы все подписывали директора. У него были личные записи, собственноручные, но они остались в кабинете и потом исчезли. Ну то есть я их больше не видела.

— А бригада «скорой помощи» быстро приехала?

— Да, быстро, констатировали смерть от остановки сердца.

— Кто-то заходил в кабинет Геннадия Максимовича?

— Да — Борис Степанович Лиров, и он вынес оттуда стопку бумаг — сказал мне, что это его доклад, с которым он должен был выступить на совещании.

Валентина посмотрела на часы.

— Станислав Владимирович, мне нужно идти на работу.

Она встала из-за стола, адвокат тоже поднялся.

— Спасибо Вам, Ваша информация очень неожиданна и очень ценна.

— Надеюсь! Но я очень хочу, чтобы наша с Вами встреча и беседа остались в тайне — я боюсь.

— Да, конечно. Спасибо Вам! То, что Вы рассказали, наверняка очень поможет мне для Юлии Валерьевны и Романа Геннадьевича.

Станислав попросил счет, оплатил его и стал спускаться к выходу. Степан, видя его, тоже попросил и оплатил счет и вышел — но так, чтобы это выглядело автономно от Белогорова; свой счет он оплатил сам, прекрасно зная, что адвокат незамедлительно компенсирует ему этот расход, как бывало всегда.

По приходе в офис, когда пришла Алина, Станислав попросил ее первым делом подобрать статьи с интервью с Геннадием Максимовичем Коминым. Не более чем через пятнадцать минут Алина принесла распечатанную подборку. Листая ее, он увидел, что примерно в двух интервью из трех тот упоминал о том, что у него нет никаких родственников: по отцу были дед и бабка, дед рано остался сиротой; мать была единственным ребенком, ее родители в своих семьях — тоже единственными детьми. И вот в итоге этого у него нет ни братьев с сестрами, ни дядей с тетями, ни кузенов с кузинами — вообще никого; чувствовалось, что для него это — жизненная трагедия.