Корни травы

Впоследствии все из присутствующих, даже сестры из бэнда Покомании Матери Андерсон, которые вполне законно сожалели, что их роль была несколько преуменьшена, согласились, что все было правильно. Маас Натти ходил повсюду с праведным выражением на лице, как человек, знающий свои обязанности и точно их исполняющий.

Полдень прошел за едой и питьем. Ночью состоялось молчаливое бдение, на котором присутствовали только близкие друзья и соседи и, конечно же, бэнд Матери Андерсон, неукротимый в своем следовании традициям и в благочестии, в своем почитании умершей. И хотя Маас Натти готов был поклясться, что бдения проходят «сообразно древним обычаям», это было не совсем так. Никто не посмел расстраивать старика и сказать ему это в лицо, но нашлись стaрые люди, не уступавшие Маасу Натти в знании обычаев, которые начали перешептываться, что в данном случае были допущены некоторые отступления.

Вопрос состоял в следующем: всем было известно, что после смерти дух мертвой девять дней пребывает в могиле и по ночам бродит вокруг своих родных мест. Следовательно, необходимо постоянно поддерживать определенную активность, такую как бдение и песнопения, в каждую из девяти ночей, в которые дух бродит по окрестностям. Но девятая ночь имеет еще большее значение, чем первая ночь после похорон. В эту ночь, когда дух окончательно оставляет мир, забирая с собой то последнее, что связывает его с жизнью, от заката до заката должно происходить грандиозное пиршество. Оно включает в себя бдение, песнопения, похоронный пир, а также древний мистический танец кумина, во время которого духи предков овладевают живыми и говорят через них, чтобы последние желания и тревоги ушедшей были услышаны. В этом случае присутствие всех, кто знал мертвую или так или иначе был причастен к ее земной жизни, было обязательным; в противном случае духи могли оскорбиться и разгневаться.

Известны случаи, когда оскорбленные духи прерывали церемонию, сеяли раздор среди ее участников, который выливался в ссоры и драки, и даже сами бросали в них камни и все, что попалось под руку. Вот почему Айван с такой поспешностью бежал в Голубой Залив отправить своей матери телеграмму на последний известный ему адрес.

Как раз об этих днях, прошедших между похоронами и Девятой Ночью, и спорили старики, но вполголоса и только между собой. Но даже если и можно было упрекнуть Маас Натти в том, что он упустил из виду этот период, в остальном он превзошел самого себя. После похоронного пира, когда еда была съедена, а ее остатки розданы соседям, Маас Натти, не спавший с той минуты, как Айван постучал к нему, отправился домой немного вздремнуть. Вернувшись, он тут же посоветовался с Джо Беком и остальными о подготовке к Девятой Ночи. Затем оседлал жеребца и ускакал куда-то на целый день и половину ночи. На этот раз никто не знал, что подвигло его на путешествие и куда он ездил.

Это и был тот пробел, о котором спорили приверженцы строгой традиции. Большинство, впрочем, говорило, что это вполне допустимо, поскольку Мать Андерсон и ее паства поко-танцовщиц каждую ночь проводят собрания в своем балм-ярде, и нет такого закона, который бы утверждал, что всю церемонию следовало проводить во дворе умершего, и кто мог представить себе, что дух мисс Аманды не был тем центром, вокруг которого проходили эти собрания? Поскольку бдение и похороны были невероятно щедры на угощение и красочны как зрелище, разговоры велись в основном вокруг них, а кроме того, люди говорили о «всех этих делах с Гарви». Таким образом, если и не буква, то дух традиции оказался на высоте.

Маас Натти с виду казался беззаботным. Конечно, все это потому, что он не слышал споров; хотя, возможно, как раз наоборот: все слышал, но знал, что главное еще впереди. Зрелищный эффект похорон трудно было превзойти, но он, Натаниэль, был к этому готов.

Подготовка к Девятой Ночи шла еще более интенсивно, чем к похоронам и бдению. Несмотря на отдельные подношения соседей – даже мисс Ила прислала мешок риса – только щедрость Маас Натти, побудившая его вскопать свои ямсовые поля, нарубить бананов и открыть погреба, предотвратила полное исчезновение запасов того, что мисс Аманда скопила за долгие годы своих трудов на маленьком участке. Когда приготовления были окончены, с ее земли уже нечего было собирать, а в ее загоне почти не осталось животных, не считая, конечно, потомства тех, которых она подарила Айвану, когда он был еще мальчиком. Крестьяне говорили, что такая, граничащая с безрассудством, щедрость была возможной лишь потому, что у нее не осталось родственников, которые ходили бы и зорким глазом подсчитывали наследство. Конечно, это не осталось незамеченным, и пошли слухи, будто бы мисс Аманда с умыслом дала свои указания, дескать, пускай после нее ничего не останется, словно она была последней в своем роду.