Корни травы

Если Маас Натти и слышал эти пересуды, то не подавал виду, с головой погрузившись в суету приготовлений. Все это позволяло думать о том, что последнее творение старика будет еще более великим событием. Но, как говорят: «Одно дело услышать, и другое дело увидеть».

Люди начали собираться к полудню, как только покончили с домашними делами, которые невозможно было отложить. Костры горели, свинья жарилась на вертеле, друзья приветствовали друг друга – и вся атмосфера казалась спокойной, почти праздничной, словно на местной ярмарке. Воздух переполняли предчувствия и ожидания – отнюдь не мрачные или похоронные – в основном благодаря возросшей славе Маас Натти как устроителя церемоний. Почти каждый – даже «посвященные» сестры из бэнда Покомании – прикладывались к четвертной плетеной бутыли белого рома, как пояснила Мать Андерсон: «Набраться духа, чтобы вызвать духов». Старики, прежде чем сделать первый глоток и «испробовать силу», выплескивали немного рома на землю «вспомнить отошедшую», бормоча при этом напевными голосами какие-то имена.

Солнце клонилось к закату, и исчезновение Маас Натти перестало быть тайной, когда четверо мужчин прошагали во двор. Они несли с собой барабаны, их головы были плотно обернуты белыми повязками. Их вожаком был приземистый парень: «стреляющие» глаза его бегали во все стороны, и вел он себя очень важно, создавая вокруг себя атмосферу таинственности. Он нес большой, тщательно сработанный барабан по имени Акете, прадедушку всех барабанов. Когда он поднялся, оглядываясь по сторонам, шепоток пробежал среди собравшихся, и его жуткое имя Бамчиколачи, Бамчиколачи вселило в детей чувство страха и заставило их широко раскрыть глаза. Они тихо уставились на этого «человека власти», который вызывал своим барабаном духов и видел, как они появляются из воздуха. Барабан был в высоту около четырех футов и своей отделкой далеко оставлял позади «женские» барабаны, приходившиеся ему потомками. Четверых мужчин встретили с уважением и принялись с любопытством разглядывать, как они распаковывают свои инструменты. Айван был очарован их вожаком, человеком с таким звучным, высокопарным и таинственным именем, что люди произносили его не иначе как шепотом. Само имя Бамчиколачи звучало властно.

Бамчиколачи вежливо отказался от еды, заявив, что находится здесь по заданию и обязан соблюдать чистоту. Он лишь взял большую порцию рома, налитую в тыквину, декорированную перьями и резным орнаментом, и осушил ее одним глотком, предварительно плеснув немного на голову Акеме, чтобы «напоить его». Потом спокойно сел, положил руки на кожу барабана, и его зоркие глаза заблестели в свете костра. Заняв позицию, он оставался неподвижным, пока его помощники занимались самыми разнообразными приготовлениями. Один из них начертил большой «священный» круг на месте, отведенном людям под навесом. Другие полукругом расставили младшие барабаны возле своего вожака. Белые и голубые ленты – символические цвета бэнда – были привязаны к столбам и шестам. Затем помощники расселись напротив Бамчиколачи; они разговаривали между собой и время от времени исполняли короткие зажигательные ритмы, заполняя паузу ожидания. Казалось, им нравилось то, что от каждого барабанного ритма люди приходят в возбуждение. Но ожидание становилось все более тягостным, и самые смелые и непочтительные из селян уже бормотали с явным нетерпением: «Не пойму я, позировать они сюда пришли, что ли?»

Но никто не повышал голос, а самые благоразумные тут же урезонивали подобные выходки. И когда показалось, что внимание публики начало рассеиваться, Бамчиколачи вдруг проскрежетал зубами и мотнул головой, словно ужаленный скорпионом.

– Гм-м, – понимающе пробормотал Джо Бек, – дух в нем сильный, очень сильный.

Затем Бамчиколачи вскочил на ноги и прошелся по кругу, брызгая святой водой и ромом из тыквины и бормоча что-то свирепое на незнакомом языке. После каждого обхода он останавливался, пристально смотрел в направлении одной из сторон света, устремлял туда руку со стиснутым кулаком и кричал какую-то фразу, заканчивающуюся словами «кумина ха». Делая такие обходы, он внимательно всматривался в лица присутствующих, и тот, к кому он прикасался, становился избранником – на этих людей возлагалось бремя «нести» духов во время танца. Айван почувствовал легкое прикосновение к своему лбу и немедленно пришел в смятение. Первой избранницей стала Мать Андерсон, последним – безумец Изик. То, что Бамчиколачи, не знакомый с общиной, выбрал в качестве носителей духов ближайшего родственника, ближайшего друга и духовника умершей, а также человека, известного своим общением с духами, было воспринято как свидетельство силы его прозорливости.

В напряженной, полной ожидания тишине Бамчиколачи возвратился к своему барабану и набрал в рот рома. Он прыснул изо рта прямо в огонь, который тут же вспыхнул бледно-голубыми языками пламени.

–Аго дэ я, – прозвучал зачин.

–Аго дэ, – ответили помощники.

–Аго дэ я.

–Аго дэ.