Корни травы

Барум. Поу. Жилистая ладонь ударила по барабану. Барум. Поу. Поу. Поу. Звонкий звук устремился в горы и возвратился эхом. Сила звука вновь разожгла возбуждение танцующих. Бамчиколачи заиграл как одержимый. Он гримасничал, скрежетал зубами, его руки становились неразличимым пятном в быстрых воинственных бросках по коже Акете. Голос Акете, казалось, взбесился, и уже не контролируемая поступь ударов Бамчиколачи взбиралась вверх, достигая почти истерической высоты. Танцующие визжали, голосили, улюлюкали, кружились на месте и в отчаянной экзальтации бросались из стороны в сторону. Мать Андерсон, кружась на месте, стала вдруг припадать к земле. В углах ее рта проступила белая пена.

–Да, – соглашалась она с кем-то, – айя, да, да, – после чего завизжала и стала что-то тараторить. Словно огромная белая летучая мышь, кружилась она по кругу, как крыльями, размахивая в свете костра белой накидкой. -Я говорил вам, говорил! – воскликнул Джо Бек, с трудом удерживая себя на стуле. – Она ушла!

Первые взрывы экстатической речи донеслись от Матери Андерсон, которая неслась по кругу в стремительном порыве, раскачиваясь взад-вперед, пока не упала наконец на руки ближайших зрителей. Какое-то время она лежала без движения. Айван наблюдал за женщиной. Он ощущал движение своего тела, но сами танцующие слились для него в одно неразличимое пятно. Великая сила сотрясла пожилую женщину. Ее грудь отяжелела, дыхание вырывалось изо рта сдавленными глухими порывами. Она «отправилась на тот свет путешествовать в духе», что считается первой ступенью одержимости. Она издавала трубные звуки, громко опустошая легкие и набирая в них воздух с присвистами, которые перекашивали ее тело, словно в приступе эпилепсии. Немного спустя она успокоилась, почти впав в состояние комы, и, когда дух полностью овладел ею, заговорила голосом старика.

– Пастырь Андерсон, – пробормотал Маас Натти, одобрительно кивая.

Пастырь Андерсон приходился Матери Андерсон дедом и умер пятьдесят лет назад. Светило культа Покомании, когда-то он был знаменитым лекарем и прорицателем, и его голос в подобных церемониях нередко звучал первым, а то и вообще единственным. Иногда он приносил людям вести от их пропавших родственников, иногда предсказывал бедствия. Иногда бубнил что-то, как пьяный, так что понять его было невозможно. Сейчас он говорил об урагане с моря, который приближается, хотя тому нет явных свидетельств: он разрушит несколько домов, но все люди останутся живы. Рыбакам был дан совет на ближайшие месяцы, выходя в море, внимательно приглядываться к луне, особенно когда она на ущербе. «Да, – проговорил он, – мисс Аманда уже здесь и всем довольна. Всем, кроме одного…» Его голос стал затихать, и тогда заголосил и отправился к духам другой танцор. Мать Андерсон лежала без движения. Ее привели в чувство, дали понюхать пахучей соли. Она чихнула, села, выпила немного воды, прошла, поддерживаемая своими сестрами, к сидящим и уселась на свое место.

Айван не прекращал танца, хотя с удивлением обнаружил, что его интерес стал совсем отстраненным. Когда к духам отправилась вторая женщина, он почувствовал вдруг озноб: от обильного пота ему стало холодно. Его одолевала тревога, он прекратил танец и пошел искать Маас Натти, чтобы побыть рядом с ним. Переживание благости бытия и уютного внутреннего тепла куда-то исчезло, и внезапно его обуял страх.

–Постой, постой, ты, кажется, тоже стал танцором поко, – стал поддразнивать его старик. – Я уже ждал, что и в тебя вселится дух.

Заметив, что мальчик дрожит, он укутал его своим черным плащом и налил немного рома. Алкоголь так и загорелся у мальчика в животе, озноб прошел, но чувство тревоги по-прежнему не оставляло. Женщина, путешествующая в духе, замерла, однако ничего не сказала. Она просто стояла без движения с перекошенным в застывшей улыбке лицом.

–Смотри на Изика, – в предвкушении прошептал Маас Джо.

Безумец вошел в круг. Он не танцевал, не бился в экстазе и вообще ничего не делал, а просто медленно прошел в центр круга, но все смотрели на него. Проходя мимо путешествующей женщины, Изик торжественно поклонился ей, и было в его походке что-то комичное и очень знакомое. Что именно Айван определить не мог. Рот Изика был открыт, но он не улыбался. Его лицо было искажено, в мерцающем свете было видно, что оно враз постарело: глубокие морщины прорезали кожу вокруг глаз и рта.

–Господи Боже мой – да ведь это мисс Аманда, – хрипло прошептал Джо Бек.