Корни травы

Неплохая гостиница, подумал он. Она сама договорилась о комнате, он решил, что так будет безопаснее. Такого острого желания он не ощущал с тех времен, когда был совсем юным. В этой женщине, так сладко прильнувшей к нему, с ее неутомимым язычком и изобретательным мышлением, было что-то призывное, что раздразнило его, обещая все мыслимые и немыслимые удовольствия. Он узнал что-то очень знакомое, естественное, и вместе с тем понял, что его долгие поиски наконец-то увенчались успехом. Это чувство сообщило ему прилив экзальтации и какую-то дерзкую и безрассудную радость. Ничто, он чувствовал, не может ему сейчас повредить, даже коснуться его. Перед ним пронесся образ полицейского, отброшенного назад, словно он наскочил на натянутый трос. На этот раз образ был стерилен, удален от него, очищен от страха, вины и отвратительного чувства разрушения — чистый, абстрактный образ силы и движения, прямо как на экране. Ему очень захотелось ей об этом рассказать.

Все это время она не переставала говорить, называя его «мой сладкий». Но даже объятый желанием, он заметил в ее бьющей через край призывной вульгарности что-то отработанное. Он и раньше знал шлюх. Но если она такая и есть, все равно она вела себя так, словно потеряла над собой контроль. Повиснув на его триумфально восставшем Его Высочестве, она предлагала себя, доходя до грациозного исступления, и ее возбуждение отвечало его собственному. Без сомнения, это была та самая девушка в красном, которую он запомнил в свою первую ночь в городе. «Если ты живешь долго, с тобой может случиться все что угодно», — любила говорить мисс Аманда. Сейчас он мог это проверить.

—Как тебя зовут? — спросил он.

—Долорес, — шепнула она. -Долорес…Тебе нравится?

—А ты знаешь парня по имени Нидл? — спросил он и тут же об этом пожалел. — Неважно — это все ерунда.

—Но… я хорошо его знала, — ответила она. — Теперь он уже мертвый.

Как тот Вавилон, подумал Риган. Не день, а целая пропасть. И как все сходится! Это летящее чувство глубокой благости и силы, ощущение свершающейся судьбы, чувство неуязвимости… словно впервые в жизни он наконец стал самим собой… И какое это все плохое, какой плохой я… Затем он кое-что вспомнил. Он так привык к легким временам и полным карманам, что совсем забыл, что денег у него с собой почти не было.

—Черт! У меня деньги почти все кончились, понимаешь!

Он подождал, как она отреагирует. Для таких женщин мужчина без денег — это уже не мужчина. Причмокнув губами и засмеявшись с издевкой, она презрительно ответила:

—Чо, ты думаешь меня это волнует? Я знаю, куда мы пойдем, мой сладкий.

Все сомнения оставили его, и он понял, что этот день — его день.

Трудно было сказать, кто больше стонал — женщина или пружины на кровати. Когда первый прилив желания иссяк, Айван почувствовал себя неудовлетворенным. Что-то было неправильно. Долорес лежала рядом с ним, содрогаясь всем телом после испытанного оргазма и издавая легкие всхлипы.

—Слушай, давай перейдем, — прошептал он и почувствовал, как она вся напряглась.

—Что ты хочешь сказать? Куда? — она смотрела на него почти в страхе.

Айван рассмеялся, поспешив ее ободрить.

—Неважно куда. У нас же еще ничего не было. Просто пойдем в соседнюю комнату. Эта кровать слишком громко скрипит.

—Как мы это сделаем? Ты с ума сошел?

—Да весь этаж пустой, пойдем.

Она заспорила, но он настаивал. С большой неохотой, все еще препираясь, она пошла следом за ним. Кровать там оказалась еще хуже.

—Видишь — я тебе говорила. Пошли обратно, — стала упрашивать она.

—Ни за что, — сказал он и швырнул матрасы на пол. — А сейчас, — сказал он, улыбаясь, — ты от меня никуда не денешься. Придется тебе сдаться.

Она была в ярости, что-то бормотала и упиралась, изо всех сил стараясь вырваться. Они упали на пол и сцепились, снова и снова заключая друг друга в объятия. Были в этом моменты безмерной сладости, но в целом все напоминало первобытную войну, бездумную, бессловесную, утробную. Сверкая от пота, усталый, распаленный, но так и не насытившийся, Риган приподнялся над ней на руках, упираясь локтями в пол и улыбаясь. Ее глаза блестели, губы поджались, как у кошки, обнажив сияющие белизной зубы, а ноздри раздувались при каждом выдохе.

—Подожди, скажи мне кое-что.

—Ммм?

—Ты знаешь Жозе?

—Какого Жозе?

—Я тебя в кафе про него спрашивал. Того Жозе, который мне на хвост Вавилона посадил, а я его выстрелом с мотоцикла сбросил. Того самого.

Он пристально изучал ее лицо. Глаза у нее прояснились, и она сфокусировала взгляд на нем. Затем быстро закрыла глаза. Она глубоко простонала, подняла ноги, обвила его ими и потянула к себе.

—О Боже, а-ты-оказывается-бэдмэн, — выдохнула она. Она одновременно испугалась и очень возбудилась, когда услышала то, что он сказал.

Он почувствовал, как внизу у него снова восстает сила.

—Да, — проворчал он, — я теперь бэдмэн-бэдмэн.

—О! — сказала она, — бэдмэн… бэдмэн…, бэдмэн, — И затем: — Так ты можешь убить меня? Расслабься, все хорошо. О-о!