Корни травы

Как и не однажды, когда он был ребенком, Айван сел на высокого жеребца позади старика. На свежем ночном воздухе животное выказывало свой норов: нервничало, прыгало и не слушалось поводьев, закусывало удила, страшилось кромешной темноты. Подкованные железом копыта стучали о камни, высекая искры на поворотах и посылая в синеву ночи эхо. Люди в своих темных домах ворочались во сне и гадали, что это за всадник скачет и какое дело выгнало его на дорогу в столь неурочный час?

—Это, должно быть, Маас Натти. Но что могло случиться? Куда он скачет в такое время? Что-то серьезное стряслось, не иначе. — Они ворочались и вновь падали в объятия сна; что бы там ни случилось, скоро настанет новый день, и он расставит все по своим местам.

То ли устав сражаться с сильной лошадью, то ли желая поскорее увидеть мисс Аманду, труп которой опасно было оставлять надолго, Маас Натти сказал:

—Подожди-ка, бвай, — и уткнул свою голову жеребцу в морду. Животное понюхало ее и по его телу тут же пробежала нервная дрожь; Айван почувствовал, как напряглись массивные мускулы и как прилив сил заставил жеребца в яростном галопе броситься вперед по горам. Ветер свистел в ушах мальчика, вышибал слезу из глаз, и в этой темноте под холодными, мерцающими в ясном воздухе звездами дух его испытал трепет и ликование. -Ха-ха, бвай! Видишь, что случилось с лошадью? — хвастливо заявил старик.

Очень скоро они были на месте. Маас Натти протянул мальчику поводья.

—Займись животным, бвай; мое место сейчас рядом с ней.

Когда Айван вошел, старик был уже возле кровати. Он откинул покрывало с лица мертвой женщины и стоял, как на молитве, с опущенной головой, смотрел ей в лицо и бесшумно двигал губами. Наконец он заговорил:

—Ну что, дорогая моя, ты ушла, да? Ты и впрямь ушла. Настало для меня время поплакать о тебе. Но пусть тебя ничто не беспокоит. Мы скоро встретимся. Очень скоро. Очень скоро, моя дорогая. Упокойся с миром. Упокойся с миром — все будет так, как ты того хотела — все будет надлежащим образом — как во времена наших дедов, как я обещал тебе. Спи с миром, да будет земля тебе пухом, да настанет для тебя благословенный мир.

Он легонько прикоснулся к ее лицу, потом поклонился и отвернулся. Глаза его горели неестественным светом.

— Иди сюда, мальчик, подойди поближе, я хочу рассказать тебе об этой женщине, я буду говорить о твоей бабушке. Завтра мы расскажем все собравшимся людям, а сегодня здесь будем только ты и я, сегодня мы будем вместе охранять ее покой.

Со сдерживаемой страстью он рассказал Айвану, как давным-давно полюбил девочку Аманду, а она — его. Но он был тогда очень бедным и гордым и хотел что-нибудь заработать для женитьбы. С неохотного благословления Аманды и при поддержке ее отца он уехал — сначала на Кубу, где рубил сахарный тростник, а потом, услышав о высоких заработках в Панаме, отправился туда рыть канал. Многие там умерли, но он выжил и даже преуспел. К тому времени, когда он понял, что заработал и скопил достаточно, прошло восемь лет. Он вернулся и обнаружил, что несколько лет тому назад его фамилию напечатали в списке тех, кто умер на строительстве канала, и в местной церкви даже провели службу за упокой его души. Аманда вышла замуж, стала матерью троих детей и была беременной Дейзи, матерью Айвана. Он вложил деньги в землю и снова исчез, на этот раз уже на двадцать пять лет, и вернулся в дом на холмах в год, когда родился Айван.

Айван понял теперь великую дружбу между двумя старыми людьми и иронию, скрытую в его рождественских вояжах в похоронном сюртуке и чудаковатых приветствиях:

—Как вы можете заметить, я еще не мертвец.

Теперь Маас Натти заговорил о делах. Сначала о займе и об истории с дядей Джеймсом, который зарезал свою жену, наполовину белую, барменшу легкого поведения. Эту историю часто пересказывали.

—И вот настало время, когда дядя Джеймс попал в беду, и она обратилась ко мне за помощью. Деньги нужны были на адвоката… Все это тут, — он ткнул пальцем в бумагу. — А в прошлом году, когда она поняла, что ты рвешься в город и рано или поздно уедешь туда, она продала мне дом, землю и животных — все это тут.

Он открыл большой потертый конверт, и со свойственным крестьянину уважением к документам и записям стал доставать из него бумагу за бумагой, все, что касалось дел мисс Аманды.

А дела обстояли так, что перед смертью мисс Аманда продала ему землю, отчасти в уплату старого долга, отчасти для того, чтобы иметь деньги на собственные похороны, которые она хотела устроить по старинному обычаю. Маас Натти, в свою очередь, обещал землю не продавать. Если Айван захочет, он может в любое время приехать сюда жить и работать. Если же он настроен уехать, старик будет удерживать землю наперекор времени, и земля будет ждать, когда Айван придет в себя.