Корниловъ. Книга первая: 1917

Поданный к вокзалу кабриолет, тарахтя слабосильным движком и кашляя сизым дымом, поехал по улицам столицы, и почти везде виднелись следы разрухи. Заколоченные окна, закрытые лавки, мусор на дорогах и тротуарах, обрывки флагов и транспарантов, переполненные урны и подсолнечная шелуха. Не так давно правительство Керенского силой разогнало демонстрации большевиков, и это, пожалуй, был единственный его мужской поступок, достойный уважения.

Здесь Верховного с цветами не встречали. Даже если кто-то и пришёл утром на Царскосельский вокзал, то опоздавшего Корнилова они не дождались. Да и в целом, в Петрограде балом правили Советы, крайне негативно относящиеся к назначению Корнилова и вообще к армии, так что, сидя в автомобиле, генерал нередко ловил на себе неприязненные взгляды прохожих.

Благо, ехать до Зимнего отсюда было не так далеко. Но взглянуть на Петроград образца 1917 года коренному петербуржцу оказалось крайне любопытно, и даже когда они выехали на Невский, который Корнилов никогда не любил, то он не смог удержаться и вертел головой, разглядывая витрины и вывески. Но одно генерал понял точно, лучше уж толпы туристов, чем разруха и разбитые витрины, сиротливо прикрытые фанеркой.

В Зимнем дежурил караул из юнкеров, пуская внутрь всех желающих, и Корнилов недовольно покосился на них, вытянувшихся смирно перед главнокомандующим. Дворец, который он неоднократно посещал и запомнил как величественный музей, теперь производил удручающее впечатление. Грязные, затоптанные полы, пустынные мрачные коридоры, в которых изредка появлялась фигура часового или дворцового служителя, в залах пустыми тёмными провалами зияли места, где портреты царей поснимали со стен, другие были завешаны брезентом или кисеёй. Ощущение было такое, будто хозяин этого дома только что умер, и дом заняли совершенно чужие люди, не умеющие и не хотевшие ценить красоту, блиставшую здесь ещё совсем недавно.

Керенский поселился в бывших покоях императора Александра III, в кабинете и библиотеке, так что про спальню императрицы это был обыкновенный навет, но сам факт того, что глава правительства самовольно занял покои во дворце, многих настраивал против него, и монархистов, и социалистов.

Верховного он принял в императорской библиотеке. Керенский снова вырядился в полувоенный френч, который сидел на нём, как на корове седло, некрасивое прямоугольное лицо будто просило кирпича. Корнилов, впрочем, как и всегда, пересилил себя и поздоровался с военным и морским министром, который изучал его холодным колючим взглядом.

— Здравствуйте, Лавр Георгиевич, — сказал Керенский, пожимая руку генералу.

Рука у министра оказалась холодная, мокрая и липкая, и Корнилову стоило больших усилий не вытереть её тут же о штанину.

Керенский указал на один из стульев, сам уселся за стол.

— Как дела на фронте? — склонив голову набок, спросил «гений русской революции».

Из Ставки ежедневно поступали доклады, и Корнилов ясно видел их лежащими на столе прямо перед Керенским.

— Могло бы быть и лучше, — сказал Корнилов.

Керенский вдруг рассмеялся. Чересчур наигранно и театрально.

— Если бы мы приняли все ваши меры? Со времени вашего назначения главковерхом каждое ваше обращение к правительству звучит как ультиматум, — сказал он.

— Дело не во мне и не в правительстве, а в обстановке на фронте. Она требует жёстких мер, — сказал Верховный.

— Что же, мне теперь в отставку подать? — всплеснув руками, воскликнул Керенский.

Корнилов покосился на него, помолчал, осторожно подбирая слова. Поддаваться на такую грубую провокацию нельзя.

— Я считаю, Александр Фёдорович, что влияние ваше заметно снизилось, — начал генерал. — Но как избранный вождь демократических партий вы должны оставаться во главе правительства.

Керенский тут же принял горделивую позу, дотронувшись до гладко выбритого подбородка. Верховный, чтобы сменить щекотливую тему, протянул ему копию записки с изложенной программой действий, которую накануне критиковал Филоненко.

— Так-так… — пробормотал Керенский, пробегая взглядом по ровным строчкам. Лицо его ничего не выражало.

— На этом вынужден с вами распрощаться, Александр Фёдорович, — произнёс Корнилов, поднимаясь со своего места.

— Да-да… Родина зовёт! — воскликнул Керенский, и генерал едва не скривился от отвращения к этому адвокатишке.

Верховный быстрым шагом вышел из кабинета и Зимнего дворца, направляясь к автомобилю. Его ждала ещё одна встреча.

— Набережная Мойки, 67, — приказал генерал, располагаясь в машине. — К Савинкову.

Впечатление от разговора с Керенским было совершенно ясное, и генерал недоумевал, как этот пустозвон вообще пробился на такие высоты. Хотя если вспомнить, что Керенский был масоном в одной ложе вместе с председателем Петросовета Чхеидзе, то всё становилось понятно. Да и оратором всё же он был неплохим, и в сочетании с парадоксальной популистской программой быстро стал любимцем толпы. Демократия, мать её. Надо срочно заниматься созданием НРПР и просачиваться во все ветви власти.