Коробка в форме сердца

За миг до этого руки Крэддока мягко сжимали виски Джорджии. Теперь правая оказалась поднята вперед и кверху, раскрытой ладонью вниз: «Зиг хайль». Казалось, время вокруг мертвеца скачет от момента к моменту, точно картинка с исцарапанного DVD: кадр сменяется кадром безо всяких видимых переходов. С поднятой правой ладони свисала золотая цепочка, а на ее конце ослепительно блестела изогнутая полумесяцем бритва. Лезвие бритвы слегка переливалось, играло красками, будто радужное пятно бензина в луже воды.

— Пора ехать, Джуд.

— Пшел вон, — откликнулся Джуд.

— Хочешь, чтоб я ушел? Тогда просто слушай мой голос. Только слушать придется внимательно. Представь, что ты — радио, а мой голос — трансляция. Послушать радио с приходом ночи — это же замечательно. Хочешь покончить с этим? Придется слушать меня во все уши. Пожелать, чтобы все это завершилось, от всего сердца. Хочешь, чтоб все это кончилось?

Джуд изо всех сил, до скрежета, стиснул зубы. Отвечать он, нутром чуя, что, как ни ответь, ошибешься, не собирался, но неожиданно для себя самого неторопливо кивнул.

— Разве тебе не хочется со всем вниманием послушать, что я скажу? Хочется, да еще как, я знаю. Знаю. Слушай же. Ты вполне можешь отключиться от всего мира и не слышать ничего, кроме моего голоса. Главное — слушай внимательнее.

И Джуд кивал, кивал, согласно кивал каждому его слову, пока все прочие звуки в студии не утихли. До тех пор пока эти другие звуки — негромкий рокот пикапа на холостом ходу за окном, негромкое, с тоненьким присвистом, дыхание Джорджии, хриплые, резкие вдохи-выдохи самого Джуда — не смолкли, Джуд их даже не замечал, и теперь, в абсолютной тишине, у него зазвенело в ушах, словно барабанные перепонки лопнули, не выдержав грохота взрыва.

Обнаженная бритва слегка покачивалась из стороны в сторону — вправо-влево, вправо-влево. Вид ее приводил в ужас, и Джуд не без труда отвел взгляд в сторону.

— Смотреть на нее ни к чему, совсем ни к чему, — заверил его Крэддок. — Я мертв и не нуждаюсь в маятнике, чтобы проникнуть в твой разум. Я уже там.

И Джуд обнаружил, что его взгляд, как бы он ни противился, вновь словно магнитом тянет к лезвию бритвы.

— Джорджия, — кое-как выговорил, а может, только хотел выговорить он. Вроде бы слово чувствовалось в движениях языка и губ, в ритме выдоха, однако в жуткой, всепоглощающей тишине, окутавшей студию, Джуд не расслышал ни собственного голоса, ни чего-либо еще. Шума, настолько же громкого, как эта тишина, он в жизни еще не слышал.

— Нет, сэр, я вовсе не собираюсь ее убивать, — успокоил его мертвец. Неизменно терпеливый, всепонимающий, негромкий, но звучный тон голоса старика напоминал жужжание пчел в улье. — Убьешь ее ты. Ты. Тебе ведь так этого хочется.

Открывая рот, Джуд собирался объяснить мертвецу, как горько он ошибается, но вместо этого только и сказал:

— Да.

Впрочем, на самом деле он вполне мог не издать ни звука: уж очень ответ его походил на этакую громкую мысль.

— Вот и молодец, — похвалил его Крэддок.

Джорджия заплакала, хотя явно изо всех сил старалась держаться спокойно, не дрожать, однако Джуд ее плача не слышал. Слышал лишь, как посвистывает в воздухе бритва Крэддока, качающаяся из стороны в сторону.

«Я не хочу. Не хочу. Не заставляй меня убивать ее», — подумал Джуд.

— От твоих желаний здесь ничего не зависит. Бери револьвер, слышишь? Бери да не медли.

Джуд двинулся к столу. Казалось, он отделился от собственного тела, стал лишь свидетелем, не участником разворачивающихся событий. Из опустевшей головы без следа испарился даже страх перед тем, что ему предстоит сделать. Знал он одно: хочешь проснуться, без этого не обойтись.

Но не успел Джуд дотянуться до револьвера, как Джорджия, вскочив с кресла, бросилась к двери. Он и не думал, что ей по силам сделать хоть шаг, считал, что Крэддок каким-то неведомым способом держит ее на месте, но, как оказалось, на месте Джорджию удерживал только страх. Еще немного, и до нее не дотянешься…

— Держи ее, — велел единственный голос, оставшийся на белом свете.