Король

Справа от камина открылась панельная дверь, и шесть мужчин вошли в комнату. Собравшиеся тотчас выпрямились на своих местах. Двоих из них Абалон узнал сразу же — того, что шел первым, аристократической внешности … и другого, с безобразной заячьей губой, шедшего позади — они наведывались к нему с Иканом и Таймом. А те четверо, что посередине, были тенью друг друга: мускулистые воины с острым взглядом, которые были начеку, спокойные, готовые ко всему, но не размахивающие оружием.

Но больше всего пугал их самоконтроль.

Только тот, кому неведом страх, мог проявлять спокойствие в подобной ситуации.

Хозяйка дома привела своего хеллрена в комнату, седой мужчина скрючился как набалдашник трости, на которую он опирался свободной рукой, его морщинистое лицо напоминало гофрированную бумагу.

Женщина усадила его как маленького ребенка, поправляя пиджак и приглаживая ярко красный галстук.

Потом она обратилась к присутствующим, обхватив себя за талию, на манер оперной певицы, громко исполняющей арию в заполненном зале. Она сияла от оказанного ей внимания, и это было абсолютно неподобающе, по мнению Абалона.

На самом деле все это выглядело как страшный сон, подумал он, в очередной раз стряхивая пепел.

Пока она шевелила ртом, рассыпаясь в благодарностях и признательности, Абалон размышлял о том, как она собирается жить после того, как ее «возлюбленный» отправится в Забвение. Несомненно, все зависело от завещания, был ли это второй брак, и есть ли в роду дети, шедшие впереди нее в гонке за активами.

Следующим говорил Икан.

— …перепутье… вынужденные действия… задача Тайма — во благо расы выявить слабое место… жена-полукровка… наследник вампир лишь на четверть …

Всю эту риторику он уже слышал, оратор лишь делал вид, что впервые говорит эти высокопарные речи. Но все были подготовлены, ожидания спланированы заранее, последствия уже оговорены.

Абалон перевел взгляд в дальний угол комнаты. Тайм, адвокат, почти слился с вешалкой, прижимаясь по всей длине своим высоким, тощим телом. Он нервничал, его глаза были сосредоточенными, но часто моргали.

— …Вотум недоверия должен быть выражен открыто для такого сверхквалифицированного большинства голосов. Далее ваши подписи в документе, подготовленном Таймом, будут подкреплены печатью. — Икан поднял пергамент с символами на Древнем языке, аккуратно выведенными синими чернилами… затем указал на выложенные в ряд разноцветные ленты, серебряную чашу с красными свечами и стопку белых льняных салфеток. — Здесь представлены все ваши цвета.

Абалон взглянул на массивную золотую печатку на своей руке. Единственное, что его отец носил не снимая. Герб был выгравирован так глубоко, что очертания, завитки и символы оставались видны даже по прошествии веков.

Поистине, когда кольцо было отлито, золото, без сомнений, блестело, но сейчас оно стало матовым, изношенным мужчинами его семьи, заслужившим такую честь. По достоинству.

Это неправильно, подумал он снова. Сплочение против Рофа ошибочно, создано с одной целью — потешить амбиции аристократов, недостойных трона. Они не заботятся о чистоте крови наследника. Это всего лишь дефиниция, предназначенная для оправдания их цели.

— Так начнем же голосование? — Икан обвел взглядом присутствующих. — Сейчас.

Это неправильно.

Рука Абалона задрожала так сильно, что он выронил сигару… и не смог наклониться и поднять ее.

Откажись от голосования, сказал он себе. Защищай то, что…

— Единогласное собрание, скажите «Да».

Абалон промолчал. Хотя и не осмелился быть единственным «против», когда уже спрашивали несогласных.

Он также не раскрыл рта.

Абалон опустил голову, когда ударили молотком по дереву.

— Решение принято. Вотум недоверия утвержден. Так давайте объединимся и донесем послание о принятых изменениях всей расе.

Абалон нагнулся и поднял свою сигару. То, что она пропалила небольшую дыру в лакированном полу, оказалось кстати.

Этой ночью он оставил грязное пятно на наследии своих предков.

Вместо того, чтобы подойти к рукописи, он оставался на своем месте, пока представители каждого рода и все женщины вставали и подходили к Икану, выполняя свои роли, ставя печати и прикрепляя ленточки. Все это напоминало игру актеров на сцене, каждый из них наслаждался своей минутой славы.

Осознают ли они, что делают, раздумывал Абалон. Передавая управление в чьи руки… Икана? Подсадной утки тех головорезов? Это катастрофа…

— Абалон?

Вздрогнув от звуков своего имени, он поднял глаза. Все в комнате уставились на него.

Икан улыбнулся со своего места.

— Ты последний, Абалон.

Сейчас ему представилась возможность оправдать имя своего деда. Это была возможность высказать свое мнение, заявить, что это было преступление, это…

— Абалон, — сказал Ихан с улыбкой на лице и непреклонным требованием в голосе. — Твоя очередь. Очередь твоего рода.

Он положил сигару в пепельницу, его рука опять начала дрожать, а ладонь вспотела. Прокашлявшись, он встал, думая об отваге своих предков, о том, как они принимали правильные решения вопреки всякому риску.

Образ его дочери прорвался сквозь бурный поток эмоций.