Подойдя к пленнику, он перевернул клерика на спину и испытал удовольствие, когда мужские глаза округлились, узнав Рофа.
— Кому ты служишь? — потребовал Роф.
В ответ донеслась бессвязная речь, и прежде чем Роф успел осознать, он схватил клерика и потянул вверх, отрывая от земли. Он встряхнул мужчину, его голова затряслась, и Рофа охватила сильная, всеобъемлющая нужда убивать.
Но не было времени присматриваться к незнакомым эмоциям.
Подтянув мужчина ближе к лицу, Роф зарычал:
— Если ты скажешь мне, кто еще замешан, я пощажу твоих шеллан и сына. Если я выясню, что ты упустил чье-то имя? Твою семью свяжут по рукам и ногам и подвесят за лодыжки в главном зале, до самой смерти.
На лице Торчера расцвела кровожадная улыбка, и лицо клерика побелело еще сильнее.
— Мой господин… — прошептал мужчина. — Пощадите меня… пощадите и я все вам расскажу.
Роф посмотрел в умоляющие глаза, наблюдая, как из них катятся слезы… и подумал о своей собственной шеллан, о своем отце.
— Прошу, мой господин, пощады… умоляю… пощадите!
Спустя длинную паузу, Роф качнул головой.
— Хорошо.
Имена полились изо рта клерика, и Роф узнал их все.
Целое сборище его советников, начиная с Икана и заканчиваясь перед именем Абалона… который уже доказал, кому предан…
Как только было озвучено последнее имя, и клерик затих, жестокость завибрировала внутри Рофа, нарастая… и он не мог отрицать потребность в убийстве.
Его рука дрожала, когда он пытался нащупать рукоять кинжала, и он неуклюже извлек оружие. Но угол был неудобным, лезвие застряло в ножнах.
И все же он смог его достать.
Позволяя клерику рухнуть наземь, он схватил мужское горло и начал сжимать.
— Мой господин… — Клерик начал сопротивляться, цепляясь в запястье Рофа. — Милорд, нет! Вы поклялись….
Роф высоко занес кинжал…
И осознал, что своей хваткой заблокировал доступ к сердцу, яремной вене и основным органам.
— Милоооооорд…
— Это за мою кровь!
Он со всей силой направил удар вниз по дуге… встречая объятый ужасом взгляд клерика, когда лезвие вошло в правый глаз мужчины и дальше, вплоть до мозга, остановившись лишь тогда, когда кинжал по рукоять вошел в череп.
Тело под ним забилось в спазмах, руки и ноги задергались, оставшийся глаз закатился, сверкая белком.
А потом тело застыло, если не считать лицевых мускул и рук.
Роф отшатнулся, отпуская труп.
От взгляда на кинжал, выпирающий из глаза, его одолела тошнота, и он вывернулся, уперся руками в холодную землю. Его рвало, пока руки могли держать его вес.
Скатившись на бок, он уткнулся пылающим лицом в промокший от жижи рукав.