– Благослови вас Господь, сэр Ланселот! – вскричал тут Динадан и рубится дальше, так что искры сыплются с клинка. Ланселот же нагнулся к упавшему рыцарю, поднял его меч, и вот сверкнуло закатное солнце на стальной полосе клинка, и разом вскочил сэр Ланселот в опустевшее седло. Пустил он своего жеребца между Динаданом и его противником, оттеснил Динадана, сам рубится с ирландским рыцарем. Нет на Ланселоте ни шлема, ни лат, не прикрывается он щитом, один только меч – летающее жало – сверкает в руке у рыцаря. Поднялся тут ирландский рыцарь в стременах, высунулся из-за щита, чтобы вернее поразить Ланселота в голую грудь, но страшным ударом встретил его Ланселот, точно вся рыцарская сноровка вернулась к нему вместе с клинком. И разрубил меч Ланселота стальной воротник ирландца на ладонь, и вошел в его шею. Рекою хлынула кровь, и заржал конь и унес мертвого седока прочь. А тут и сэр Гавейн сокрушил своего противника, и подъехали они с Динаданом к сэру Ланселоту и, подняв забрала, приветствовали его сердечно. Но, хоть не было больше в глазах Ланселота звериной ярости, ни слова не сказал он рыцарям, и выскользнул из его пальцев меч и вонзился в землю. Тогда сэр Гавейн накинул на голые плечи Ланселота свой плащ с рубиновой застежкой и молвил Динадану:
– Ни силой, ни обманом не принудим мы его ехать за нами, и коли суждено ему вернуться в Камелот, то лишь по собственной воле.
И тронулись они в путь, не оглядываясь, хоть и болело у них сердце о Ланселоте. Когда же настала ночь и развели рыцари огонь, то услышали вскорости стук копыт, и, закутанный в плащ Гавейна, подошел к костру Ланселот. До утра они были вместе, утром же Гавейн с Динаданом снова уехали вперед, и снова догнал их Ланселот, когда пришло время ночлега.
Когда же взошли рыцари на свой корабль и подняли парус, уселся на корме сэр Ланселот и все путешествие не сошел с места. Был он точно каменный, и ни ветер, ни холодный дождь не могли его потревожить.
– Пусть простит меня Господь за такие слова, – начал речь сэр Динадан, – но сдается мне, что лишил его души наш Творец, и одно только могучее тело осталось от прежнего Ланселота. Эгей, сэр Ланселот! Разве не узнаете вы нас? Взгляните-ка получше!
Но молчал сэр Ланселот, и еще горше стало на сердце у Гавейна с Динаданом.
И в Лондоне не прояснилось сумрачное лицо несчастного рыцаря. Однако позволил он умыть себя и постричь, а когда две знатные дамы подали ему богатый плащ, поклонился им Ланселот, и словно солнечный лучик скользнул по его сумрачному от невзгод и лишений лицу.
– В путь! – позвал сэр Гавейн, едва увидел это. – Один лишь Камелот излечит несчастную душу рыцаря.
Но тщетно приветствовал король Артур своего любимца, напрасно королева Гвиневера с тревогой заглядывала в лицо Ланселота, ни одного слова не сорвалось с его губ, и не зажглась мысль в его глазах. Тогда махнул король музыкантам, и заполнила его покои сладчайшая музыка, но словно бы не слышал ее Ланселот. И тогда Гвиневера взяла Ланселота за руку и сказала так:
– Одно средство осталось у нас, и если не исцелит его сила Круглого стола, то, стало быть, нет на свете такого средства, чтобы вернуть ему рассудок. – И с этими словами взяла Гвиневера Ланселота за руку и повела к дверям зала. И все, кто ни был тогда в Камелоте, теснились за ними.
Вот распахнули перед Ланселотом двери, и многим показалось, что вспыхнули его глаза, но нет: миг – и снова в них тьма и холод. Однако ведет прекрасная Гвиневера рыцаря, ведет через весь зал к тому сиденью, где блестит золотом его имя.
Остановился Ланселот у своего сиденья, коснулся золотых букв. Гвиневера же с поклоном просит его садиться. Медленно опустился он на сиденье, но едва коснулось его головы сияние, что зажглось вокруг погасшего факела силой Ланселотовой доблести, как вздрогнул рыцарь, словно внезапный удар клинком нанесли ему. Поглядел Ланселот вокруг себя, и будто заново раскрылись его глаза.
– О королева! – воскликнул он и опустился перед Гвиневерой на колени, и тяжкие рыдания поднялись из его души, а горячие слезы обожгли пальцы Гвиневеры. – Отчего так печальны ваши глаза, о госпожа моя Гвиневера? Если подступила беда к Камелоту, то развею я ее, как ветер разгоняет дым, если же я причина вашей печали, то велите казнить несчастного Ланселота. Эй, рыцари! Отчего нет со мной моего меча? – И снова взглянул Ланселот на Гвиневеру. – Королева моя, – молвил он, – тяжкий сон виделся мне нынче. Будто силою злых чар раздвоился ваш образ, я же не смог защитить вас и бежал за море.
– Но ведь это только сон, мой Ланселот, – сказала королева и вышла из зала, чтобы никто не видел ее слез.
Артур же повелел устроить великий пир. И долго веселились рыцари, и дивный свет разливался над Круглым столом.
Повесть о Святом Граале
Как вернулся в Камелот Мерлин и что напророчил он