И ехали ирландцы по сторонам от Гавейна с Динаданом, и впереди и сзади тоже ехали, нацелив в небо свои копья. И ворчал сэр Динадан, что более похоже это на то, как ведут в темницу разбойников, а Гавейн молчал и словно не замечал ирландских рыцарей.
Но вот настал день, когда простолюдин, которого взяли в проводники, остановился на краю широкого поля и указал на лес, что шумел у дальнего его края.
– Что ж ты встал, мужичина? – спросил его Динадан. – Или мы, по-твоему, будем рыскать по лесу, как голодные волки?
– Ох, благородные рыцари! – запричитал мужичина. – Видел я однажды это чудище и уж больше в тот лес не пойду, хоть топчите меня своими конями, хоть колите копьями.
И тогда ирландские рыцари отъехали в сторону и позволили Гавейну с Динаданом взять свое оружие из повозки. Живо опоясались рыцари мечами, взяли крепкие ясеневые копья, закинули за спину щиты. Двинулись они через поле к лесу, а Динадан обернулся и крикнул ирландцам:
– Что передать от вас чудищу, храбрецы?
И так обидно показалось это одному из ирландских рыцарей, что выхватил он меч, но другой удержал товарища:
– Побереги свой гнев, друг. Нынче же эти заносчивые англичане достанутся на ужин лесному зверю. Один лишь Мархальт справился бы с лесным чудищем.
Однако въезжают рыцари в лес и едут под могучими дубами, и ясени шелестят над ними. Переезжают они поляны, продираются сквозь густой боярышник, но нет и следа чудища. Наконец окружили рыцарей такие дебри, что сходят они на землю и ведут своих коней за собою. И вот у лесного ручья на сырой глине видит сэр Гавейн след.
– Сэр Динадан, – говорит он, – сдается мне, что охотники и дичь вот-вот увидят друг друга и славная у нас пойдет охота.
– Ваша правда, сэр, – отвечает Динадан. – Вот только хотел бы я знать, кто тут дичь, а кто – охотник? И кажется мне, что куда проще было бы нам сложить головы на плахе у ирландского палача, чем бродить в лесной чаще и дожидаться, пока растерзает нас тут ирландское чудище.
И так разговаривали они, продираясь сквозь заросли, пока не расступились перед ними деревья, и увидели логово чудища. Под корнями поваленной сосны лежало оно и так было покрыто грязью, что дьявольским наваждением показалось рыцарям.
– Иисусе! – воскликнул Динадан, и услышало чудище его голос, вскочило на ноги и пошло на рыцарей. И было оно во всем как человек, и даже грязные лохмотья болтались кое-где на его могучем теле, но страшный рев вместо человеческой речи исходил из груди его, и по-звериному сверкали глаза из-под нависших волос.
– Разойдемся, друг Динадан! – крикнул Гавейн. – И коли чудище нападет на одного из нас, пусть другой рубит его со спины.
А сэр Динадан прижался спиною к молодой сосне и выставил перед собой меч.
– Ах, благородный Гавейн! – закричал он. – Рубите лучше меня со спины, и Господь воздаст вам за доброе дело, ибо лучше умереть от светлого клинка благородного рыцаря, чем в смрадных объятиях этого зверя.
Однако хоть и причитал сэр Динадан горестно, но не опускал меча и зорко следил за страшным своим врагом. И вот взмахнуло чудище дубиной и грянуло по сосне, к которой прижимался Динадан. Переломилось дерево и вышибло клинок из рук Динадана. Нагнулся рыцарь, чтобы подобрать оружие, но схватило его лесное чудище и, точно мешок, швырнуло на сэра Гавейна. Загремели доспехи, упали рыцари на землю. И тут захохотало чудище, и страшно отозвалось эхо в лесной чащобе.
– А, друг Динадан! – воскликнул сэр Гавейн. – Сдается мне, что с человеком бьемся мы, ибо во всем Божьем мире один человек смеется и плачет. А коли человек он, так, стало быть, и смерть ему на роду написана.
Ринулся тут сэр Гавейн на косматого и рубился с ним так, что у того от дубины только щепки летели. И сэр Динадан подобрал свой меч и тоже напустился на дикого богатыря.
Вот бьются они, и теснят свирепого, и кромсают его дубину ясными своими клинками. Пока один бьется, другой отдыхает. Только дикий богатырь не ведает усталости, и не срывается его дыхание. Но вот оступился он на берегу лесного ручья, поскользнулся на зеленой глине и рухнул в воду, так что с ног до головы окатил рыцарей. Ворочается он в воде, ревет грозно, но не рубят рыцари лежачего, не нужна им такая победа.
Но вот поднялся свирепый из воды, отбросил с лица волосы и водоросли, и опустились мечи у рыцарей в руках, потому что сошла грязь с его лица, подобно коре, и открылось оно Гавейну с Динаданом.
– Боже милостивый! – вскричал Гавейн. – Что сталось с вами, сэр Ланселот? – Потому что и в самом деле стоял перед ними сэр Ланселот и ревел, как дикий зверь, и грозил им дубиной.
И показалось рыцарям, что пришел их последний час, ибо не могли они поднять руку на сэра Ланселота, он же был безумен, и дубина его была страшна.