Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Людовик XVIII отлично осознавал всю сложность проблемы. В письме генералу Пишегрю от 24 мая 1796 г. он писал: «Принципы никогда не позволят мне признать и освятить грабежи, нарушения прав собственности и прав двух первых сословий»{2414}. Летом 1799 г. король высказывался более осторожно:

Что же до присвоенных имуществ, эта тема представляется мне деликатной. Их возвращение - естественное право, и не объявить о нем было бы своего рода соучастием в несправедливых грабежах. С другой стороны, покупатели [этих имуществ] многочисленны, и опасно озлобить сей класс и довести его до отчаяния. По этой причине я принял решение пообещать нынешним владельцам компенсацию в зависимости от обстоятельств. Это выражение туманно, и я об этом знаю, однако оно наилучшим образом соответствует моей цели: 1^o поскольку оно оставляет мне свободу определить впоследствии и способ, и размер компенсации; 2° поскольку, избавляя владельцев от страха [...] оно в то же время предоставляет им шанс обрести, в зависимости от поведения, лучшую или худшую долю или быть ее лишенной, если они станут упорно оставаться на стороне мятежников{2415}.

Монаршьены мыслили в том же ключе: Малуэ выступал за возвращение национальных имуществ прежним собственникам{2416} архиепископ Бордо признавал, что сохранить их в руках нынешних владельцев невозможно, однако король может пообещать им справедливую компенсацию{2417}.

Когда перед Курвуазье встала задача облечь мысли монарха в подходящую форму, он сделал это не без изящества. В теоретическом плане король должен был казаться бескомпромиссным:

Самые священные правила общественной морали и всеобщей справедливости, национальная честь, французская верность - все предписывает возвращение имуществ, захваченных силой и носящих лживое название национальных имуществ. Как только французы могли спекулировать достойными уважения трофеями верности и чести?! Эта безобразная торговля заставила бы покраснеть ваших отцов, она недостойна вас, ей нет иных объяснений, кроме революционного фанатизма [,..]{2418}

Соответственно, необходимо «искупить это бесчестье возвращением быстрым и по первому требованию»{2419}. В практическом же плане монарх мог позволить себе проявить гибкость. Чтобы подсластить пилюлю собственникам национальных имуществ, им объясняли: «Необходимость снабжать хлебом наше королевство и согласие между нашими подданными требуют, чтобы ограбленные собственники обрели свое имущество в том виде, в котором оно окажется, не претендуя ни на плоды, ни на урожаи, ни на возмещение убытков»{2420}.

Оставался вопрос о компенсациях новым собственникам. Королю казалось, что идеальным выходом из этих затруднений была бы договорённость старых и новых собственников национальных имуществ между собой, что позволяло властям остаться в стороне от этих дрязг:

Без сомнения, хотелось бы надеяться, что можно будет все отобрать у владельцев захваченных имуществ, не выплачивая им никакого возмещения, и в этой мере не будет ничего несправедливого, она станет наказанием за их весьма непосредственное участие в Революции [...] если же, тем не менее, возникнут опасения, что в результате они начнут оказывать наносящее ущерб сопротивление восстановлению монархии и порядка, будет необходимо успокоить их, принимая во внимание, что первейший закон - благо народа{2421}.

В соответствии с этими мыслями Курвуазье вложил в уста короля следующие слова:

Мы признаём, что с точки зрения правосудия никакие документы не обязывают нас к выплате компенсации. Тем не менее, желая компенсировать своей снисходительностью любой нанесенный в прошлом ущерб, мы смягчим жёсткость законов и компенсируем его в зависимости от обстоятельств и поведения [собственников], в той форме и в том объеме, в котором это предпишут Генеральные штаты, поскольку эта милость может быть оправдана лишь интересами государства и, соответственно, её бремя должна нести вся нация, что не дает нам возможности возложить его без её согласия{2422}.

Такое решение позволяло и не озлобить собственников национальных имуществ, и намекнуть, что те, кто монархию не поддержат, могут вовсе ничего не получить, и совершить благодеяние за счёт увеличения налогов.

Преобразования в системе управления страной. Революция поменяла не только верховную власть в стране, вся система управления сверху донизу стала иной. Что с этим делать, было не очень понятно. Сохранить на своих местах всех этих, как писал президент де Везэ, «ужасных людей?»{2423} Или заменить их? Но, с одной стороны, это означало настроить против себя всю администрацию, что роялисты, очевидно, не могли себе позволить. А с другой - где взять столько верных сторонников монархии? В поисках ответов на эти вопросы епископ Арраса предлагал в 1795 г. поставить во главе самых важных сфер управления - армии, флота, финансов - принцев крови, которые уже сами подобрали бы себе сотрудников. Он полагал, что