Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Уровень хаоса, в который была погружена церковная жизнь Франции, показывает следующий пример: получив «Обращение христианской и католической армии к французскому народу», принятое в Клиссоне 1 июля 1793 г., то есть в самый разгар вандейских войн, в ватиканской курии с изумлением узнали, что, желая «восстановить католическую религию и сделать её процветающей», лидеры мятежа обязали всех кюре и викариев обращаться по религиозным вопросам к епископу Агры{2489}. Так именовал себя некий Г. Гийо де Фольвиль (Guillot de Folleville), тогда как никакого епископства в Агре просто не существовало. Папе пришлось срочно выпускать бреве по этому поводу{2490}, однако руководство мятежников предпочло не поднимать этот вопрос, чтобы лишний раз не сбивать с толку крестьян. Судя по всему, в Ватикане обиделись: когда перед высадкой на полуострове Киберон Пиюзе попросил благословения для своих священников и простых католиков, то просьба осталась без ответа{2491}.

Разумеется, Ватикан и сам предпринимал попытки упорядочить этот хаос. Одной из них стала практика ответов Пия VI на вопросы верующих и клириков из Франции, которые позволяли им обрести какую-то почву под ногами. В начале 1794 г. папа римский ответил на первую серию таких вопросов{2492}: можно ли присутствовать на мессе, которую ведёт присягнувший священник, можно ли у таких священников креститься и вступать в брак, получать у них отпущение грехов и т. д. Его ответы показали сохранение резко отрицательного отношения Святого Престола к присягнувшим священникам, исключение было сделано только для крещения, да и то в случае крайней необходимости, а также для отпущения грехов при угрозе для жизни. В то же время Пий VI отказался отвечать на прямой вопрос о том, как будут наказаны присягнувшие священники, отметив, что ещё не вынес окончательного суждения по этому поводу.

1 апреля эти ответы были дополнены разрешением обходиться в ряде случаев без исповеди и проводить службы не в церквях, а в частных домах{2493}. 26 июля папа римский ответил на вторую серию вопросов{2494}: можно ли служить мессу без алтаря и облачения, как относиться к раскаявшимся присягнувшим священникам и др. 22 апреля 1795 г. последовали ответы на третью серию вопросов{2495}: по поводу клятвы о приверженности свободе и равенству, об отношении к священникам, вызвавшим раскол церкви, о том, не следует ли назначить главу французской церкви и ряд других. Эти документы показывают, что в позиции Святого Престола ничего не изменилось: папа не хотел допускать присягнувших священников к службам, но и не был готов к какому бы то ни было решению о том, что с ними делать.

Точно также он не был готов в тот момент оттолкнуть от себя сторонников галликанской церкви{2496}.

Дополнительные сложности этим религиозным проблемам добавляло то, что 3 вантоза III года (21 февраля 1795 г.) в результате доклада Буасси д’Англа от имени Комитетов общественного спасения, общей безопасности и по законодательству был принят декрет Конвента, даровавший свободу культов. Предполагалось при этом, что жалование священники не получают{2497}, им запрещено совершать религиозные церемонии или появляться в соответствующем облачении за пределами специально предназначенных для этого мест, никакие религиозные символы не должны демонстрироваться публично{2498}. Тем самым декрет закреплял произошедшее уже de facto отделение церкви от государства. Буасси предлагал разрешить свободу культов не потому, что были планы вернуться к католицизму, а всего лишь призывая быть снисходительными к заблуждениям и не действовать резко и жёстко там, где время и «свет разума» сами добьются своего. И всё же одновременно этот декрет разворачивал вспять ту тенденцию, которая была характерна для 1793-1794 гг. Как отмечал Олар, «католицизм снова появился повсюду. На другой же день в Париже были отслужены в часовнях мессы, а в день Пасхи 1795 г. почти все лавки были заперты в том самом городе, который аплодировал культу Разума»{2499}. Аналогичные процессы происходили по всей стране{2500}.

По сути, декрет от 3 вантоза создал довольно шаткую и двусмысленную ситуацию. Присягнувшее, то есть оставшееся, хотя бы в теории, верным революции духовенство утрачивало средства к существованию, хотя и не подвергалось репрессиям, в отличие от неприсягнувшего. Приток населения в церкви вызывал раздражении части революционеров и заставлял их задуматься, не совершили ли они ошибку. Тем не менее это позволяло лояльным иерархам церкви официально возродить её, пусть и на новых основаниях, а также заявить, что религия и революция друг другу не противоречат. Депутат Конвента аббат Грегуар торжественно заявил: «Ковчег республики и ковчег церкви, претерпевшие от бурь, будут плыть теперь вместе и счастливо достигнут пристани»{2501}.