Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

И это не просто сходство, не просто предназначение, королю важно было подчеркнуть, что в нём течёт та же кровь; его шансы последовать примеру Генриха тем выше от того, что он его прямой потомок{2617}. Ближе к концу Декларации Людовик XVIII вновь возвращается к историческим параллелям и на сей раз не только сравнивает себя с Генрихом IV, но и призывает французов проявить те же качества, что они проявили два века назад:

Докажите, что если великий Генрих передал нам вместе со своей кровью любовь к своему народу, то и вы - потомки того народа. Часть оставалась ему верной, сражаясь, чтобы завоевать ему корону, а другая часть отреклась от мимолётных ошибок и омыла его стопы слезами раскаяния. Задумайтесь наконец, что вы - правнуки победителей при Иври и Фонтен-Франсез{2618}.

Как ни странно, эта вполне естественная апелляция к образу основателя династии вызвала довольно резкую реакцию современников. Малле дю Пан отмечал в одном из своих меморандумов:

Ушло то время, когда можно было щеголять честью и долгом, когда кровь Генриха IV вызывала дерзкий и воинственный энтузиазм [...] Нет более француза внутри страны, который не сопоставлял бы сегодня свой долг с опасностью его исполнения{2619}.

Ту же мысль он проводил и в другом письме:

Но, если вы хотите всё потерять, пусть короли говорят о завоевании своего королевства, не имея ни единого батальона, произносят в Вероне слова, которые Генрих IV произносил, и имел на то право, на поле битвы при Иври{2620}.

«Генрих IV не отвоёвывал своё королевство, - с возмущением говорилось в одном немецком памфлете, - это неправильное выражение, которое он не потерпел бы и от своих придворных; это верные

французы ему его отдали»{2621}. «Не нужно было столько говорить о желании отвоевать своё королевство, - вторил ему в частном письме принц Конде, - не нужно было раньше времени строить из себя Генриха IV и Людовика XII»{2622}. «Он всегда стремился подражать Генриху IV, но трудно найти принца, который был бы менее на него похож и менее пригоден к тому, чтобы отвоевать своё королевство»{2623}, - рассказывал в мемуарах один из современников.

Несмотря на это, образ Генриха IV становится столь частым и обыденным в королевской переписке, словно Людовик XVIII действительно был его общепризнанной реинкарнацией. Более того, этот образ обретает дополнительные оттенки и смыслы. Генрих IV считался реформатором, и граф де Сен-При пишет королю, призывая его бережно обращаться с древней конституцией королевства:

Нет сомнений, что Генрих IV не правил так, как Генрих III. Помните, как тот стал главой Лиги? Само это слово представляет собой новую конституцию или, по крайней мере, отмену предшествующей, а пошёл ли Генрих IV по этому пути? Конституция при его царствовании была щедрой победительницей: если он один раз и посоветовался с нотаблями, он сделал это, не убирая руки с эфеса шпаги{2624}.

Характерной чертой Генриха IV считалось милосердие, и вот уже английский государственный секретарь лорд Гренвиль, желая убедить короля в необходимости «объявить всеобщую Амнистию, прощение всех преступлений, забвение всех ошибок» призывает Людовика «без колебаний последовать примеру, поданному на этот счёт Генрихом IV»{2625}. В свою очередь, Людовик не преминул напомнить королю Англии, что

Генриху IV в примерно такой же ситуации не пришлось тщетно просить поддержки у королевы Елизаветы. Небо готово наградить Ваше Величество такой же славой, что и эту великую Государыню, и если я и не обладаю всеми выдающимися качества Генриха IV, я могу, по крайней мере, быть, как он, благодарным{2626}.

Не была забыта и способность Генриха IV к компромиссу ради трона - об этом напоминали Людовику XVIII те, кто полагал, что Париж по-прежнему стоит мессы и можно многим поступиться ради того, чтобы вернуться во Францию. Герцог де Серан обращался к королю в 1796 г.:

Истинные фундаментальные законы сводятся всего к нескольким статьям, которые весьма широко толкуются и оставляют немалые зазоры. Ничуть не преувеличивая, можно сказать, что никогда не нужно забывать о Генрихе IV, память о котором нам столь дорога и чья слава пережила века. Он полагал, что Трон его предков вполне стоит мессы, а Сюлли, мудрый и добродетельный Сюлли был первым, кто посоветовал ему принять католичество. И при этом нельзя отрицать, что этот Принцип - смена религии - был не первым, которым ему пришлось поступиться{2627}.

Так и Людовик XVIII может принести ту жертву, которую сочтет нужной. В полном согласии с этими словами герцога де Серана, обсуждая с Людовиком XVIII необходимость даровать Франции конституцию, один из его тайных парижских агентов напишет, что «верные подданные Е. В. по-прежнему готовы обеспечить ему блистательную судьбу доброго Генриха Четвёртого»{2628}.

В сентябре 1795 г. Людовик XVIII пишет письмо герцогу д’Аркуру, в котором отмечает, что тогда как вся Европа находится в XVIII веке, Франция пребывает в XVI в. или даже в более ранних эпохах.