Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Первый момент приходится на конец 1794 - первую половину 1795 г., когда массовая усталость от Революции, высокий уровень недовольства политикой Национального Конвента, экономические и социальные проблемы заставляли французов видеть во временах монархии утраченный «Золотой век». Одновременно задумывались о своём будущем и политики: работа Национального Конвента подходила к концу, и перед его депутатами вставал вопрос о том, что их ждёт дальше, как сохранить накопленный в годы Революции политический и финансовый капитал, а также как спасти свою жизнь, если произойдёт реставрация королевской власти. В этих условиях самым выгодным казалось сыграть на опережение, первыми предложить свои услуги графу Прованскому, а то и самим возродить монархию, призвав на трон иностранного принца или войдя в регентский совет при малолетнем короле. Смерть Людовика XVII сделала все эти проекты неактуальными.

Второй момент - лето-осень 1795 г. Депутаты Конвента не сомневались, что выборы принесут победу монархистам (как, собственно, и получилось). На этот раз камнем преткновения стала Веронская декларация Людовика XVIII, сулившая прощение всем, кроме цареубийц. Опасаясь за свои жизни, депутаты решились на корректировку Конституции III года, приняли «декреты о двух третях» и подавили восстание 13 вандемьера, направленное против произвола Конвента и стремления его членов остаться у власти. Тогда же, в 1795 г., на авансцену вышла армия, которая была использована не для подавления контрреволюционных мятежей, а как решающий аргумент в политической борьбе. Уже в прериале Конвент обратился к регулярным войскам, в вандемьере они были использованы в полной мере.

Третий благоприятный для реставрации момент - 1797 г. Значительное число бывших членов Конвента покинуло скамьи Законодательного корпуса, среди новых депутатов оказалось немало сторонников монархии. Однако пока те пытались объединиться и разработать план совместных действий, республиканцы вновь нанесли превентивный удар и совершили переворот 18 фрюктидора. Опыт подавления восстания 13 вандемьера оказался востребован: на сей раз с армией сумели договориться заранее.

И, наконец, вторая половина 1799 г. Казалось, что судьба Директории предрешена. В окружении Людовика XVIII уже были разработаны документы, которые должны будут регламентировать порядок в стране после возвращения законного государя. На сей раз все планы были разрушены переворотом 18 брюмера. Король ещё надеялся договориться с Бонапартом, что тот сыграет роль Монка, но надежды эти остались тщетными.

Иными словами, всякий раз восстановление монархии казалось практически неизбежным - и каждый раз планам роялистов что-то препятствовало. Смерть Людовика XVII, негативный эффект Веронской декларации, мастерство Барраса, возвращение Бонапарта из Египта и его готовность совершить беспрецедентное: добыть власть не для кого-то, а для самого себя... По отдельности каждый из этих эпизодов несложно объяснить, в том числе и просчётами Людовика XVIII: Веронская декларация оказалась плохо понята и плохо принята, интеграция конституционных монархистов в роялистское движение к 1797 г. была не завершена, договорённость с генералом Пишегрю своей роли не сыграла, найти общий язык с Бонапартом король не смог. Но ведь количество просчётов, совершённых республиканцами, было не меньше, если не больше: Конвент многие ненавидели, выборы и в 1795, и в 1797 г. были властями проиграны, жёсткое навязывание «декретов о двух третях» вызвало всеобщее возмущение, затеянный Баррасом и Гошем переворот провалился, да и 18 брюмера случались моменты, когда всё висело на волоске.

Возможно ли в таком случае выявить причины поражения контрреволюционных сил при сопоставлении двух политических проектов? Республиканский, как известно, был зафиксирован в Конституции III года и с тех пор не менялся. Роялистский же проект в эту эпоху был сформулирован в Веронской декларации и с тех пор непрерывно эволюционировал.

Конституция III года стала воплощением политического компромисса, который предлагали стране республиканцы, кодифицировала те «завоевания Революции», которые термидорианцы посчитали возможным сохранить. Сутью этого компромисса был отказ от крайностей: недопущение возвращения на родину эмигрантов, исключение из политического поля сторонников монархии и значительной части священников, с одной стороны, устранение элементов прямой демократии и цензовая система, с другой. Объединить нацию этот компромисс по очевидным причинам оказался неспособен, хотя причина падения режима Директории заключалась отнюдь не в этом.