Веронская декларация, созданная ещё до Конституции III года Республики, стала одновременно альтернативой и уступкам, которые совершал Людовик XVI, и временному революционному порядку управления. За пределами того ядра монархической системы, которым король, в отличие от брата, не готов был пожертвовать, текст видится мне довольно умеренным и лишённым всякого намёка на «очистительное насилие». Большинство острых вопросов в нём обходилось; провозглашалось верховенство закона; сословия восстанавливались, но не восстанавливались их привилегии. Объявлялась широкая амнистия, исключение из которой было сделано лишь для цареубийц.
Увидев, что Декларация не только не достигла цели, но и вызвала у многих отторжение, в следующие четыре года Людовик XVIII существенно корректирует свои взгляды. Не будет преувеличением сказать, что созданный им к 1799 г. политический проект содержал куда большую базу для компромисса, нежели республиканский. Король неоднократно подтверждал, что готов даровать подданным Хартию, то есть написанную конституцию. Он гарантировал соблюдение прав всех подданных, включая право собственности. Роль «представителей нации» должны были играть депутаты Генеральных штатов. Планировались равный доступ к государственным должностям и равенство всех перед законом. Людовик XVIII готов был и к тому, чтобы сохранить многое из сделанного Революцией, начиная от территориального деления страны и заканчивая налоговой системой, смирился с тем, что придётся амнистировать и некоторых цареубийц, не возражал сохранить звания и должности за теми, кто готов был принести присягу верности государю. Соглашаясь на все эти перемены, Людовик XVIII в полной мере проявил себя скорее либералом, чем консерватором.
По сути, за рядом исключений, это была та программа, которая воплотилась в жизнь в 1814-1815 гг., разве что место Генеральных штатов занял двухпалатный парламент. Если же сравнить её с программой, реализованной Бонапартом в 1799-1814 гг., то в глаза бросаются два главных отличия. Первое, при Консульстве и Империи преобразования проводились очень медленно и постепенно, республиканские элементы со временем оказались элиминированы, но так, чтобы вызвать минимальное возмущение населения. Второе - и для революционеров, и для «контрреволюционеров» точкой отсчёта являлся Старый порядок. Выступая в Конвенте в 1795 г., один из членов Комиссии одиннадцати говорил: «Цель революции - это реформа всех злоупотреблений, накопившихся до такой степени, что они уже не поддаются исправлению без сильных и всеобщих потрясений»{2758}
. То же самое слово, «abus», постоянно использовал и Людовик XVIII. Бонапарт же сумел предложить политический режим принципиально новой конфигурации, хотя фундаментом его стали и Старый порядок, и Революция.Всё это приводит к выводу, что причина, по которой Республика смогла устоять, лежит за пределами сравнения политических проектов: то, что предлагали сторонники монархии, было не менее, если не более привлекательным, нежели то, что предлагали республиканцы. Столь же сложно обнаружить эту причину в социально-экономической или политической ситуации во Франции. И полицейские донесения, и письма, приходившие в центральные органы власти, и выступления политиков фиксировали в 1794-1799 гг. растущее стремление французов вернуться к монархии, в том числе и по экономическим соображениям, хотя, несомненно, значительная часть населения воспринимала её достаточно абстрактно и не связывало с фигурой того или иного принца. В отсутствие социологических опросов их роль могли бы сыграть выборы (с поправкой на существование цензовой избирательной системы) - и они также приносили успех монархистам, пока в 1797 г. эту тенденцию не прекратил проведённый Директорией государственный переворот. Самой надёжной опорой республиканцев оставалась армия, но и у роялистов были свои генералы.