„С Твоего разрешения, Боже, – сказал эмбрион, – я думаю, что у Тебя имелись причины, лучше всего ведомые Тебе самому, сотворить меня в нынешнем виде, и изменять этот вид было бы дерзостью с моей стороны. Если мне дозволяется выбор, я предпочел бы остаться таким, какой есть. Я бы не стал заменять ни единой из данных Тобою частей моего тела на иные и, несомненно, менее удачные части, а остался бы на всю мою жизнь беззащитным эмбрионом, пытающимся по мере сил самостоятельно изготовить пару-другую жалких приспособлений из дерева, железа и иных материалов, каковые Ты сочтешь уместным мне предоставить. Если мне понадобится лодка, я постараюсь построить ее из деревьев, а захочу летать – сооружу колесницу, которая будет делать это для меня. Может быть, я и совершаю немалую глупость, отвергая удобства, кои Ты в доброте Своей мне предлагаешь, но я постарался все обдумать по возможности тщательно и надеюсь, что это ничтожное решение существа столь малого и невинного будет встречено Тобой с благосклонностью“.
„Отменно сказано, – довольным тоном воскликнул Творец. – А ну-ка вы, эмбрионы, подойдите сюда с вашими клювами и прочими штучками, посмотрите на Нашего первого Человека. Вот единственный, кто разрешил Нашу загадку, единый из всех вас, и Мы с великой радостью назначаем его Владыкой над всеми Птицами Небесными, и над Зверями Земными, и над Рыбами Морскими. Теперь же пусть все остальные идут любиться и размножаться, ибо настало время закончить труды и передохнуть. Что до тебя, Человече, то ты во всю свою жизнь будешь нашим орудием, хоть станешь и сам прибегать к иным орудиям. И до самой могилы ты так и будешь выглядеть эмбрионом, но перед мощью твоей все прочие станут как эмбрионы. Навеки недоразвившийся, ты навсегда сохранишь в себе зерно Нашего образа, способность видеть некоторые из Наших печалей и испытывать некоторые из Наших радостей. Нам отчасти жалко тебя, Человек, но отчасти Мы на тебя и надеемся. Теперь же беги, и старайся там, как только сможешь. Да, и вот еще что, Человек, покамест ты не ушел…“
„Слушаю, – сказал Адам, возвращаясь“.
„Мы только хотели сказать, – застенчиво молвил Бог, стискивая ладони. – Да, так вот, Мы как раз хотели сказать: Да благословит тебя Бог“».
– Хорошая история, – неуверенно молвил Варт. – Она мне нравится больше той, что рассказывал Мерлин про Равви. И еще она интересная.
Барсук до того смутился, что жалко было смотреть.
– Нет, голубчик, нет. Ты преувеличиваешь. Так, небольшая притча, и то еще в лучшем случае. К тому же, боюсь, она немножко слишком оптимистична.
– Как это?
– Ну вот, видишь ли, верно, конечно, что человек – Владыка над всеми животными и самый могучий из них, – если подразумевать под этим самого свирепого, – но в последнее время я иногда сомневаюсь, так ли уж он благословен.
– Сэр Эктор не кажется мне особенно свирепым.
– И однако, если даже сэр Эктор выйдет прогуляться вдоль речки, не только птицы разлетятся прочь от него и звери кинутся врассыпную, но даже рыбы метнутся к другому берегу. Завидев друг друга, они так не делают.
– Но человек ведь – царь над всеми зверями.
– Возможно. Или лучше сказать – тиран? К тому же еще необходимо признать, что у него множество пороков.
– У Короля Пеллинора их вовсе не много.
– Однако, если Король Утер объявит войну, Пеллинор на нее пойдет. Ты знаешь, что Homo sapiens – это почти единственное животное, ведущее войны?
– Муравьи тоже воюют.
– Голубчик, не говори так вот походя: «Муравьи тоже воюют». Муравьев существует больше четырех тысяч разновидностей, и среди них я могу насчитать лишь пяток агрессивных. Пять муравьев, один, насколько я знаю, термит – и Человек.
– Но ведь стаи волков из Дикого Леса каждую зиму режут наших овец.
– Волки и овцы, друг мой, принадлежат к разным видам. А настоящие войны ведутся между сообществами, принадлежащими к одному и тому же виду. Среди сотен тысяч видов я могу насчесть только семь агрессивных. Даже среди Человеков имеется несколько разновидностей – эскимосы, скажем, цыгане, саами и кое-какие кочевники в Аравии, – которые не воюют, потому что не проводят границ. В Природе войны встречаются реже, чем каннибальство. Тебе это не кажется неудачным стечением обстоятельств?
– Лично я, – сказал Варт, – с удовольствием отправился бы на войну, если б меня сделали рыцарем. Мне по душе трубы, знамена, сверканье доспехов и отчаянные атаки. И конечно, я бы хотел совершить великие подвиги, быть отважным и победить свои страхи. Ведь есть же в войне отвага, и стойкость, и любовь между товарищами, а, барсук?
Ученое животное долго думало, глядя в огонь. В конце концов оно, как видно, решило сменить тему.
– А кто тебе больше понравился, – спросило оно, – муравьи или дикие гуси?
22
В канун торжественного уик-энда появился Король Пеллинор, пребывавший в состоянии крайнего возбуждения.
– Ну, я вам скажу! – вскрикивал он. – Вы знаете? Слышали? Это секрет, что?
– Что секрет, что? – спросили у него.
– Да как же, Король, – кричало его величество. – Знаете насчет Короля?