Он шумно вздохнул.
– Извини, я пойду домой. Да и ты тоже иди. Кажется, дождь собирается.
Я не успела ничего сказать, как уже провожала взглядом Артура.
Останавливать его, а уж тем более звать в гости, было бессмысленно. Ни у него, ни у меня не было настроения.
***
Я, как обычно, заперлась в комнате. Правда, валяться на кровати и страдать в одиночестве я не собиралась. У меня был план по примирению с Артуром. Глупая и мелкая, как выразился дядя Алик, самодеятельность, но это все, что я могла сделать. Для этого мне нужны были крючок, мотки ниток и целая ночь впереди.
Мама пришла довольно поздно, почти в полночь. Я не задавала вопрос: Почему? Она все равно не ответит…
Она стучалась ко мне, но я не вышла. Я должна осуществить задуманное.
***
Я вышла из комнаты ближе к обеду.
Приготовившись выйти из дома, я даже не успела обуться. Мать перегородила мне дорогу. Я уже даже не дрожала. Да, меня била тревога, но желание уйти отсюда как можно скорее перебивало даже чувство голода и недосыпа.
– Нам нужно поговорить.
Что ж, хорошо…
Мы сели за стол.
– Я давно хотела с тобой поговорить. – Она приняла такой обеспокоенный вид, что мое равнодушие вмиг улетучилось. Мать не смотрела мне в глаза, ее взгляд так метался из стороны в сторону. Она отчаянно пыталась найти в близ стоящих предметах подходящее слово, чтобы начать. – Это насчет твоего отца.
Теперь мое сердце стучало быстрее.
– Я… понимаешь, я ведь была совсем молодая, как ты. Совсем ничего не соображала…
Дальнейшие рассуждения я слышала довольно плохо, то ли от сонливости, то ли мое чувство самосохранения просто решило замылить весь этот словесный вихрь. Единственное что я поняла из всей этой россыпи случайных рассказов, что оказывается мой отец… воспользовался ей…
Удивительные открытия в мои, еще не созревшие, года.
Даже думать ни о чем не получалось.
Хотелось перевернуть стол, разнести всю кухню, побить посуду, и прочее содержимое шкафа. Я представляла свою истерику в голове, смаковала каждую секунду, словно замедленные сцены из кинофильма, но ни единой эмоции я так и не выказала. Я могла бы осуществить это наяву, но меня останавливала бабушка. Сейчас только она оставалась моим голосом рассудка и хладнокровия, раз уж дядя теперь отдалился от меня.
Пауза не нарушалась.
Теперь, когда она посмотрела мне в глаза, я поняла, почему так не люблю этот светлый синий оттенок, что достался мне по наследству. Было в этом цвете для кого-то и небо, и море, но для меня – холодная глыба льда.
Вечная. Непробудная. Мерзлота…
– Это самая ущербная история, которую я когда-либо слышала…
С этими словами я медленно вышла из кухни и направилась к выходу.
Она шумно дышала.
Какая жалость, я не оправдала ее надежд…
Правда, это чувство не пробирало меня.
В последний момент она загородила собой дверь. Что-то кричала, пыталась мне заново внушить свои идеи. Она что-то говорила про какого-то мальчика. Я даже сначала испугалась, но позже я поняла: под описание скорее подходил Боря, не Артур. Мама даже не пыталась узнать, кем он мне приходится. Это ей было неинтересно. Она уже сделала для себя выводы, других ей не надо. Ну и что-что, а та сама с ним на кухне любезно беседовала и кокетничала, как мне удалось узнать из всего сумбура. Главное, чтобы я не делала этого.
Я не пыталась вступать с ней в контакт. Это бесполезно. На любой аргумент у нее будет оправдание.
В дом вошла бабушка, вероятно, услышав истошные крики дочери.
Она имела испуганный вид, часто дышала, словно спешила к нам. Быстро оглядев нас с головы до ног, она спросила: – Что происходит?!
– Ты в курсе, что твоя внучка шляется с кем попало?!
Та с облегчением выдохнула и посмотрела на меня. Я кивнула ей, дав одобрение.
– Ах, ты узнала все-таки про Артура. Ну, рано или поздно ты…
– ПРО КАКОГО ЕЩЕ АРТУРА?!
Ее крик потряс стекла в окнах.
– Ну, как же… мальчик здешний. Мне Рина про него много рассказывала…
Она бегло объяснила всю ситуацию, и мне становилось легче. Если бы это все размусоливала я, стало бы только хуже, а бабушка, пусть и сомнительный, но все же авторитет для нее.
Мать медленно, не без излишнего драматизма, села на диван.
– Так… вот как… – Она тряслась, прерывисто дышала, а лицо и вовсе окрасилось синеватым оттенком. – Значит, детям голову морочишь… Значит, решила что ровесники тебе не по зубам, переключилась на что-то полегче, да?! Та-а-ак… в отца пошла, значит… ДА ЧТО Б НОГИ ТВОЕЙ В ЭТОМ ДОМЕ…
Раздался шлепок.
Вся картинка застыла в моем сознании: бабушка влепила ей пощечину.
Она часто моргала. Слеза медленно катилась по ее щеке, а сама пустым взглядом смотрела в одну точку. Очнувшись, она потрогала покрасневшее место, впрочем, ладонь быстро опустилась.
«Почему?» – такой вопрос выражало ее лицо, ранее не знавшее боли.
– Теперь мне с тобой нужно поговорить. – Твердым голосом сказала бабушка. Она была так строга и холодна, что ее чистый и светлый образ, плотно засевший в моей голове, мигом растворился. Такой жесткой я не видела ее никогда. Вот теперь беспокойство отдавалось сильным стуком в моей груди и пульсирующей болью в висках.