Король должен умереть

Несколько бойцов с Катраэта в рабских балахонах и фальшивых болевых ошейниках отирались возле посадочной опоры «Зверя». В каких-то двадцати метрах от места, где происходила беседа. Следили за тем, как дроны-погрузчики ворочают черные цилиндры грузовых контейнеров с экипировкой, болтали и курили. Стоит их командиру подать знак или схватиться за собственное оружие…

Ланс деликатно откашлялся. Его ладони ни на миллиметр не сдвинулись от магнитной пряжки пояса.

— Я сказал, что один из нас убьет другого, — поправил он Арктурианина.

— Допустим, — кивнул Арт. — Ты клялся в этом честью и наследством рода Бофоров.

— Похоже на меня, — Ланс вздохнул. — Пять лет назад я бросался своим наследством направо и налево. Это несложно, когда от всего наследства остался один отцовский перстень.

Командор прищурился, с хитрецой глядя на Арта.

— Согласись, капитан, — сказал он. — Мы оба тогда на Пустоши говорили и действовали не самым обдуманным образом.

— Не поспоришь, командор.

Они замолчали. Ланс разглядывал что-то над головой Арктурианина. Капитан «Эйгир» изучал внушающие уважение бортовые турели когга.

«Интересно, разобралась ли Гвин уже с бортовым вооружением?»

— Мне тут пришла на ум строчка бофорского поэта, — сказал Арт. — Не люблю стихи, но эти запомнил. «Покоя нет мне. Неразрешимо бремя нарушенного слова…»

— «И клятв я непосильных слышу эхо», — тихо закончил за него Ланс. — Это Шого Бирр «Прощание». Любимые стихи моего отца. Откуда ты их знаешь?

— Один, — Арт хмыкнул, — один умудренный годами господин мне их прочитал. Перед самым моим отлетом на Пустошь. Он тоже был Наместником, как и твой отец, Ланс каэр Бофор.

— Что-то мне подсказывает, Арктурианин, твоего умудренного годами и весьма знатного знакомого зовут Ульфин каэр Градаук, — сказал командор. — Я не ошибаюсь?

— Ты не ошибаешься. Речь о нашем общем друге, которому мы обязаны нашим знакомством. Ценителе стихов и беззлобных розыгрышей пэре Ульфине.

Впервые с начала разговора они посмотрели друг другу в глаза. Что-то очень важное, Арт это чувствовал, происходило в этот момент между ними. Между наследником оболганного и убитого Наместника Бана и сыном беженки с четвертой Арктура. Между Вороном Катраэта и вольным торговцем, разыскиваемым в Золотых Системах за пособничество инсургентам.

— Тот беззлобный, как ты говоришь, розыгрыш, который свел нас на Пустоши, — мягко сказал Ланс. — Мне жаль, что так вышло. Хотел бы я познакомиться с тобой при других обстоятельствах.

Арт пожал плечами.

— Не сложилось, — просто сказал он.

— Да, — каэр Бофор кивнул. — Не сложилось.

Он наклонил голову и спросил со своей неотразимой улыбкой:

— Может, сложится теперь?

Медленно, избегая резких движений, Ланс убрал руки от пряжки ремня. Прижал левую ладонь к груди, слегка поклонился.

— Я бы хотел представиться, — сказал он. — Выйдет, наверное, длинновато, но время у нас есть.

Бофорец откашлялся.

— Так вот, представиться для дворянина означает назвать свое родовое имя. У самых знатных ему предшествует приставка «каэр», говорящая о власти над целой планетой. У меня, последнего из рода имперских Наместников Бофора, не осталось никакой власти, но я хранил свое имя из упрямства. Как наш лидер, Бран Фендигайд, отвергнутый собственной семьей. До недавнего времени.

«Печатка, — подумал Арт. — Он больше не носит печатку Наместника Бана».

— Я стал Вороном, чтобы мстить, — сказал Ланс. — Я не задумывался, за что на самом деле борется Восстание. Право жителей Периферии и остальной Империи самим решать свою судьбу, самим выбирать своих правителей волновало меня не больше, чем мода на галтейских ящериц. Я хотел, чтобы под ногами таких, как эрцгерцог Армин, патриций Ульфин, Император Геон, горела земля. Кратчайший путь к ним для меня лежал через Катраэт.

Командор невесело усмехнулся.

— Я мстил десять лет. Кровная месть — привилегия дворянина. Такая же, как носить маску Баута на улицах столицы и снимать шляпу только в присутствии Императора. Неотъемлемая. Бессмысленная. Как древний герб, как приставка «каэр» перед именем изгоя. Мне стало так смешно, так стыдно, когда я это понял, капитан.

— Когда ты это понял? — живо полюбопытствовал Арт. — После чего?

Ланс пожал плечами.

— Наверное, после пары бутылок жемчужного вина. Не было какого-то особенного момента. Озарения, как бывает у великих людей. Мы пили всю ночь с Берилаком. Читали досье на капитанов, которые он собрал мне перед операцией на Тиндаголе. Помню, как Берилак сказал, каким ударом будет для Канторов наш успех, а я ответил, что мне плевать. Что если бы мной двигала только ненависть, меня бы давно прибрала Аннун. Он, я помню, рассмеялся и спросил, «если не ненависть, то что тогда»?

Ланс замолчал, глядя мимо Арта.

— Что ты ему ответил? — спросил Арктурианин.

— Я ответил поговоркой жителей Мон-Сальват: «Оставь мертвым мстить за своих мертвецов». И добавил, что живу и сражаюсь ради живых. Прошлое пусть остается в прошлом.

— Хорошая поговорка, — сказал Арт, который не раз слышал ее от капитана Эктора. — И про живых ты тоже хорошо сказал.