Король франков

Настоятельница! Идёт по галерее, направляясь сюда. И вмиг зачахли появившиеся было зелёные ростки, будто ядом плеснули на них, и опустились смиренно долу юные головки, а нежные пальчики вновь принялись выдирать из земли надоевшие сорняки.

   — Какого чёрта, матушка! — недовольно поглядел Можер на подходившую к нему родственницу. — Ей-богу, вы так эффектно смотрелись на своём престоле, что мне пришла в голову мысль позвать живописца. За ним я и отправился. Верите ли, я даже название придумал для будущего полотна: «Вознесение святой Анны». Но коли уж богу угодно было низринуть вас с высоты, то всё духовенство нынче же запоёт заупокойную по не родившемуся шедевру. Подумать только, какая утрата для религии и всего христианского мира! Великолепная вышла бы икона, не правда ли, крошка? — обратился он к сестре Инессе.

Та, с опаской поглядывая на аббатису, изобразила подобие улыбки. Можер расхохотался, и они отправились дальше.

   — Можер, как ты можешь! — идя следом, причитала мать Анна. — Что подумают сёстры о мире? Ведь это богохульство! Ты забыл, что здесь монастырь, община невест Христовых!

Нормандец остановился.

   — Ваша усыпальница напоминает скорее логово Вельзевула, тётушка. Ей-богу, так и чешутся руки поджечь вашу обитель тумана и печали. Хотите откровенно? На кой чёрт вообще эти монастыри? Разве это Иисус их учредил? Так ли уж необходимы они для церкви и государства? А этот ваш, так называемый «жених небесный»? Зачем ему столько этих глупышек, в которых вы убиваете женское начало, превращая их в стадо безмозглых ослиц? И разве Бог приказывал запирать человека в келье? Ведь он создал его для общества! Молчите? Вам даже нечего возразить, потому что ни вы, ни ваша Церковь, ни папа не в силах убить правду. Очень скоро, уверен, она заявит о себе. Ваши попы из кожи вон полезут, чтобы её убить, но она, истекая кровью, всё же пробьёт себе дорогу к человеческому разуму! Пойдём, малютка, — посмотрел он на Герду, — я отведу тебя в мир живых людей, иначе ты погибнешь в этом царстве мёртвых.

   — Бог накажет вас за ваши деяния! — подала голос наставница послушниц, следовавшая всё это время за настоятельницей. — И Он, и сын Его Иисус призовут вас на суд божий для ответа!

   — Похоже, у тебя здорово потемнело в мозгах на религиозной почве, девочка, — с грустью констатировал Можер. — А ведь ты недурна собой и могла бы радоваться жизни и рожать детей...

   — У меня есть жених, и его зовут Христос! — с вызовом бросила сестра Барбета.

   — Э-э, — протянул нормандец, — да эта овца совсем без мозгов. Легенда о Христе приносит пользу лишь попам, остальных она повреждает в уме. Запомни это, овечка!

   — Это неправда! Жизнь Христа описывает Библия! Она не может лгать.

   — Нет более лживого документа, чем эти нелепости, выдуманные неизвестными лицами в разное время. Подумай сама, есть ли в каком-либо из сочинений первого столетия упоминание о Христе? Ни в одном, а их было немало! Сделай вывод, пошевели мозгами!

   — Это всё происки дьявола! — отшатнулась от него сестра Барбета, замахав руками. — Сам сатана говорит устами этого человека. Вы не христианин, вы богохульник! Я пожалуюсь папе!

   — Папе? — рассмеялся Можер. — Тогда у меня появится причина явиться к нему в гости и срезать мясо с его задницы на жаркое. Говорят, у папы весьма аппетитный зад. А если ты, овечка, будешь мне ещё надоедать, я, пожалуй, заменю одно блюдо другим. Знаешь, что я сделаю? Прежде всего, подожгу этот смрадный вертеп, где у тебя высохли мозги, потом вырву с корнем вон то дерево, — он указал рукой на молодую липку шагах в пяти, в палисаднике, — заострю его топором, затем сниму с тебя штаны и воткну тебе этот кол между ног. А чтобы огонь не пропадал зря, я поджарю тебя в пламени одной из икон, а потом приглашу друзей на пиршество. Да, чуть не забыл, я привяжу к дереву твои ноги, чтобы не сгорели раньше времени и не мешали крутить вертел.

И Можер закатился хохотом.

Монахиня, раскрыв рот, часто закрестилась, другой рукой торопливо перебирая чётки. Аббатиса давно уже держала распятие у губ и всё всматривалась в небеса: не грянет ли оттуда гром, не ударит ли молния в её монастырь, не спустятся ли с небес архангелы с проклятиями на устах, возвещающие слово Божье? Но ничего не происходило, солнце всё так же ярко сияло, слепя ей глаза, и она удивлялась, как это Бог не слышит такого святотатства? А если слышит, то почему не накажет?.. И тотчас вздохнув глубоко, аббатиса мотнула головой, отгоняя греховность мыслей: нельзя так, племянник ведь это её.

Так же часто крестились тем временем и воздевали руки монахини и послушницы у грядок; они прекрасно слышали греховную речь гостя, Можер не умел разговаривать тихо.

Полную противоположность им всем являла лишь сестра Инесса. Она одна не молилась и не вопрошала небеса. Вместо этого, не отходя от нормандца ни на шаг, она во все глаза глядела на него, восхищаясь этим человеком, боготворя его. В её глазах он был Прометеем, бросившим вызов богам.

Можер заметил этот взгляд.