Король франков

   — Святая Дева Мария! — всплеснула руками аббатиса, округлив глаза. — Недоставало ещё, чтобы монастырь обвинили в воровстве, а меня объявили воровкой! Боже праведный! Можер, значит, тебя прислал король?

   — Да, тётушка, я приехал сюда по его приказу.

Она схватила его за руки; блуждающий взгляд, остановившись, упёрся в глаза дорогого гостя:

   — И если окажется, что вещь краденая, то это будет означать...

   — ...что вы приютили в своём монастыре воровку, не поинтересовавшись даже, кто она и откуда. А может быть, она собирается и вас ограбить, а потом улизнуть, об этом вы подумали?

Настоятельнице стало трудно дышать, она схватилась рукой за горло:

   — То-то она мне показалась подозрительной: всё молчит, не смотрит ни на кого... Но что же делать, Можер?.. Помоги мне!

   — Всё дело в перстне. Если бы я смог посмотреть на него, беды удалось бы избежать. Но, поскольку вы говорите, что это невозможно... — и Можер поднялся со стула, словно собираясь уходить.

   — Я сказала?.. — вытаращила глаза аббатиса. — Разве я говорила, что это невозможно? Когда же? Напротив, возможно, нет ничего легче, и если только в этом дело...

   — Именно, матушка.

   — Тогда я немедленно схожу и принесу этот перстень! Жди меня здесь, я скоро.

И аббатиса, с несвойственной ей живостью, бросилась вон из кельи.

   — Пришлите ко мне эту послушницу, я должен с ней поговорить, — крикнул ей вдогонку Можер.

   — Да, да, конечно, она тотчас же будет у тебя, — послышалось в ответ.

Можер усмехнулся, покачав головой. Он и не предполагал, что его выдумка произведёт столь блестящий эффект. И подумал, что дело уже сделано. Но не знал, сколь крепко церковь умеет держать свою добычу.

Очень скоро в келью робко вошла юная послушница, облачённая в тёмное покрывало с нагрудником. Её нельзя было назвать красавицей; широко расставленные глаза и далеко не идеальная форма губ не позволяли утверждать это. Увидев гостя, она скрестила руки на груди и низко поклонилась.

   — Подойди поближе, — потребовал Можер.

Она подошла, сделав два шага.

   — Ещё ближе! Ещё! Вот так. Стой рядом, а я сяду, иначе говорить будет невозможно. Тебя звали Гердой, а сейчас ты сестра Инесса, верно?

В ответ лёгкий кивок, потупленный взгляд.

   — Зачем ты убежала в монастырь? Неужто на воле хуже, чем в этой дыре? Молчишь? Ну да мне и без того всё известно: причиной тому несчастная любовь к сыну короля, которого ты недостойна.

Герда подняла робкий взгляд:

   — Он был тогда сыном герцога. А теперь... Разве я могла знать?..

   — Понимаешь, стало быть, что ты ему не пара?

Снова кивок в ответ.

   — Ты всё ещё любишь его? Скажи мне честно, ничего не бойся, пойми, я твой друг.

Герда залилась краской и, вновь потупив взгляд, опустила голову.

   — Я тебя прекрасно понял, малютка. Не желая навлекать на свою семью гнева герцога, ты скрылась здесь, не предполагая, что очень скоро монастырская жизнь опостылеет тебе. Теперь ты с радостью покинула бы это узилище, но, не зная, как это сделать, проклинаешь судьбу. Так ли я говорю?

   — Да, — чуть слышно пролепетала юная затворница и залилась слезами.

   — Отлично, девочка! А теперь слушай меня внимательно. Я помогу тебе, если ты мне обещаешь, что будешь послушной, и в дальнейшем, выйдя из этого склепа, станешь делать всё так, как я скажу. Ты веришь мне? И обещаешь?

   — Да, господин, — внезапно горячо заговорила юная послушница. — Клянусь Богом, я сделаю всё, как вы скажете, только вытащите меня отсюда, ведь это тюрьма, я с ума схожу, я здесь погибну!..

   — Увы, крошка, ты права; здесь обретают веру, но теряют разум. В миру ты можешь не верить ни во что, зато останешься с головой. Итак, заключим договор: я тебе — свободу, ты мне в ответ — своё послушание. Но ме волнуйся, оно ни в коей мере не затронет твоего целомудрия. Согласна?

   — Я ведь уже сказала вам, мне осталось только вновь поклясться.

   — Этого уже не требуется. Теперь ещё несколько слов, пока не вернулась аббатиса.

Когда мать Анна вошла, Можер решительно ей объявил:

   — Она ни в чём не сознаётся. Но, чувствую, за ней кроется грешок. Поможет в этом разобраться лишь один человек — король!

   — Посмотри на её вклад, — аббатиса протянула Можеру перстень. — Ты говорил, что сможешь определить, не ворованный ли он. Быть может, на девочку собираются возвести напраслину?

Перстень был не из простых, иначе монастырь отказал бы Герде в приюте. Можер долго крутил его в руках, тщательно разглядывая со всех сторон, наконец, закончив осмотр, объявил:

   — Мне трудно разобраться. Я покажу это кольцо королевскому ювелиру, только он сможет обнаружить приметы, известные лишь королю. Он же определит, настоящий здесь камень или поддельный. Я уношу его с собой, тётушка.

Мать Анна, которая по довольному выражению лица своего племянника уже решила, что перстень не ворованный и останется в монастыре, при последних словах Можера вздрогнула.

   — А если окажется, что он краденый? — с замирающим сердцем спросила она.

   — Тогда эту юную послушницу будут судить, и вам её больше никогда не увидеть.

   — А если он не краденый?..