Король франков

Можер тем временем мучительно соображал, как ему вызволить из монастыря дочь барона. Если та согласна, работу можно считать выполненной; ну а если нет? Что ж, тогда... И нормандец радостно потёр руки в предвкушении похищения средь бела дня. Это представлялось ему весьма забавным. Что касается трудностей в этом деле, то он попросту их не видел, уповая, как всегда, на стремительный натиск и свою силу.

Аббатиса тем временем глубоко вздохнула, огляделась и, усевшись на кровати, холодно посмотрела сначала на Можера, потом на наставницу послушниц. Бледность с лица аббатисы исчезла, она выглядела уже как обычно.

   — Сестра Барбета, зачем вы здесь, разве я вас звала? — спросила она.

   — Матушка, вам было так плохо, что мы решили уложить вас в постель.

   — Мне что, и в самом деле стало плохо, Можер? — перевела аббатиса взгляд на нормандца. — А отчего, как ты думаешь? Ах, я плохо припоминаю... Кажется, мы шли по коридору мимо икон святых великомучеников...

   — Вот именно, матушка, и один из них вам подмигнул.

Старушка, вся затрепетав, уставилась на племянника.

   — Подмигнул? Мне?..

   — Ну а кому же ещё? Кроме меня и вас, там никого не было.

   — Так ты говоришь... — аббатиса взволнованно взяла Можера за руку. — А ты не обманываешь меня?

   — Я видел собственными глазами, клянусь тиарой папы римского!

Аббатиса встала, прошлась по келье и остановилась у окна. Потом обернулась, глаза её горели живейшим интересом.

   — Кто же именно? Ты не запомнил, Можер?

   — Подмигнул? Ну как же... Вы ещё успели назвать его по имени.

   — И кого я назвала?..

   — Апостола Иакова, того, кто брат Иоанна Богослова.

Аббатиса в пылу самозабвения молитвенно воздела руки к небесам:

   — Благодарю Тебя, Господи, Ты услышал меня и послал мне в этом свой знак через улыбку одного из апостолов Твоих. Теперь я сестра его во Христе, и да пребудут с братом моим Иаковом и со мною вечная благодать небесная и Божье слово твоё! И да святится имя твоё...

Тут она, положив руку на грудь, внезапно замолчала и растерянно уставилась на внучатого племянника. Сияние небесное из её глаз вмиг улетучилось, теперь они излучали страх.

   — Можер, где моё распятие?.. Я потеряла его!!!

Она упала на колени и, стукнувшись лбом об пол, запричитала:

   — Теперь я проклята вовек... Бог не простит мне! Демоны подкрались ко мне во тьме и выкрали крест, символ веры, ибо исходящий он от Христа, Господа нашего, на коем принял он страдания наши. И да низвергнется за это гнев Его с небес на нерадивую дочь свою, и да проклята будет она во веки веков...

Можер всё это время посмеивался втихомолку. Наконец не выдержал:

   — Да вот оно, ваше распятие, тётушка, чёрт вас возьми! Только избавьте мои уши от вашей религиозной болтовни.

Аббатиса бросилась к нему, схватила распятие, покрыла его поцелуями и, не выпуская из рук, вновь упав на колени, принялась возносить молитвы Господу за то, что он не позволил лукавому погубить её душу.

Шумно вздохнув и отвернувшись в сторону, Можер негромко произнёс:

   — Ещё немного, и один из нас сойдёт с ума — либо она, либо я.

Сбоку от себя он услышал торопливый шёпот. Повернувшись, увидел, как сестра Барбета, закатив глаза и сложив руки на груди, горячо молится. И прибавил:

   — Будь проклят тот день, когда я решился войти в этот дом сумасшедших! Скорее бы выбраться отсюда. Бедняга Рено, он меня уже заждался.

Аббатиса, перебрав всех святых и пробубнив все известные молитвы, во всяком случае, их начало, наконец выдохлась. Можер, в который уже раз ругавший себя в душе за необдуманную шутку с апостолом, облегчённо вздохнул.

   — А теперь, матушка, — объявил он в наступившей тишине, — я должен напомнить вам о моей просьбе. Надеюсь, вы не забыли об этом?

И повернулся к монахине. Та, сразу же поняв, что её присутствие отныне вовсе не обязательно, поднялась с места.

   — Спасибо, девочка, ты нам очень помогла, — расцвёл в улыбке внучатый племянник аббатисы, но тут же поправился, увидев, как у монахини отвисает челюсть: — То есть я хотел сказать, сестра Барбета...

Челюсть вернулась на место.

   — Ступайте, дочь моя, — кивнула настоятельница, — нам нужно поговорить.

Кротко поклонившись, монахиня вышла.

   — Дело вот в чём, дорогая тётушка, — начал Можер. — Среди ваших послушниц есть некая особа, нашедшая приют в монастыре весной этого года. Её зовут Гердой, вернее, звали. Ныне она сестра Инесса. Помните, мы говорили об этом в начале нашей встречи?

   — Конечно, помню, она даже внесла за себя вклад: золотое кольцо, доставшееся ей от матери; единственное, что у неё было, — ответила аббатиса. — Но почему ты интересуешься?

Можер припомнил разговор с монахом о вкладе в монастырь, который необходимо вернуть.

   — Потому что это колечко украдено из королевского дворца. Так полагает король. Но он может и ошибаться. На всякий случай он сообщил мне приметы этого кольца, но, поскольку его нельзя увидеть, то этим делом займутся судьи, которые нагрянут в вашу обитель с инспекционной проверкой по приказу короля. Дело грозит скандалом, тётушка, вряд ли это придётся по вкусу епископу и всей вашей церковной общине.