Король франков

   — Не богохульствуй. Это святая Агата Сицилийская, знаменитого роду. Приняв крещение, из любви к Христу она решила сохранить девственность.

   — Зачем? — рассмеялся Можер. — Не всё ли ему равно?

   — Значит, не всё равно, — укоризненно посмотрела на него аббатиса. — Не перебивай меня. Так вот, кандидат в её женихи, некий римский наместник, потому и получил отказ и устроил на неё гонения. Он арестовал её, в своих гнусных целях приставил к ней распутных женщин, но, потерпев неудачу, пытал её. И тут вмешалась рука провидения, ибо началось страшное землетрясение. Испугавшись, мучитель перестал истязать жертву, но та не выдержала пыток и умерла, воспарив чистой душой к царю небесному.

   — Хилый какой-то ухажёр попался ей, — пробурчал Можер, — не смог справиться с малышкой.

   — Что ты там бормочешь? — поинтересовалась мать Анна. — Не богохульства ли какие? Не смей!

   — Ну что вы, матушка! — напустил на себя серьёзность нормандец. — Как можно... в храме! Но что это за толпа? — он указал на следующую икону — Сколько их тут, и не счесть. А лица! Глядя на них, подумаешь, что все они страдают от запоров.

   — Можер, прекрати сейчас же! — сурово указала племяннику на его неподобающее поведение настоятельница. — Если бы ты знал, что за люди здесь изображены, то не говорил бы так.

   — Что же это за люди?

   — Святые готские мученики! Когда они, числом в триста с небольшим человек, совершали богослужение в храме и прославляли Бога единого, то готский царь Унгерих приказал поджечь храм, и эти святые люди сгорели за веру Христову.

   — А что, нельзя было выбраться? — со всей серьёзностью спросил Можер.

   — Они погибли за Бога нашего и во имя веры Христовой, а потому были счастливы умереть за это.

   — И Богу, надо думать, это пришлось по нраву? — не мог не съязвить Можер. — Однако ему не откажешь в человеколюбии.

Аббатиса открыла было рот, собираясь выплеснуть водопад возмущений, но племянник опередил её.

   — А вот этот, матушка? — он указал на следующую икону. — Отчего он нарисован с такой кислой физиономией, будто у него живот пучит?

   — Это святой апостол Иаков, родной брат Иоанна Богослова! — и аббатиса медленно и самозабвенно осенила себя огромным крестом.

   — Чем же он так знаменит, что у вас чуть рука не улетела к небесам?

   — Как! Разве тебе его имя ничего не говорит? — возмутилась настоятельница.

   — Совершенно, — пожал плечами Можер. — Откуда мне знать, что он там ещё натворил?

   — Натворил! — всплеснула руками мать Анна, возведя глаза к потолку. — Да как у тебя язык повернулся сказать такое?

Можер подумал, что не стоит раньше времени портить отношения со своей дражайшей родственницей. Вот когда дело будет сделано... И он улыбнулся, вообразив сцену вопиющего богохульства и, как следствие этого, уже слыша в свой адрес весь запас проклятий из багажа дочери викинга Хрольфа.

   — Ну, вот, ты и заулыбался, значит, вспомнил и проникся любовью к святому Иакову, — сразу поостыла аббатиса. — Это потому, что ему дано было увидеть Преображение Господне и быть при молитве Иисуса в Гефсиманском саду. После Вознесения Господа он проповедовал слово Его и говорил о Нём, как о Спасителе. И он первый из апостолов принял мученическую смерть от Ирода, который повелел снести ему голову. Помолись ему, сын мой, помолись же!

   — Зачем? Я ему ничего не должен, — поглядел нормандец на свою набожную родственницу.

Настоятельница отшатнулась от него:

   — Правнук Роллона Великого и внук Гильома Длинный Меч, говорю тебе, ты богохульник, не почитаешь Христа и святая святых — церковь нашу! Как можешь ты не благоговеть пред ликом апостола, не молиться и не верить?!

Можер почувствовал, что уже не может сдерживать себя.

   — Хотите знать правду, матушка?

   — Правда в слове Божьем и деяниях Его! Она в душе каждого, кто верит в Спасителя и пред кем святой Пётр раскроет врата Эдема. Ибо к жизни небесной должен стремиться каждый, дабы не разверзлись перед ним хляби адовы, и не попал он в котёл к сатане...

   — Я давно уже перестал верить во все эти сказки! — резким махом руки оборвал Можер патетическую тираду аббатисы. — Да вы, если вдуматься хорошенько, и сами не верите во все эти выдумки. Никто не верит, даже сам папа (у бедной тётушки отвалилась челюсть, и глаза полезли на лоб). Но дело всё в том, что церковникам нужна вера, ибо она даёт власть над людьми. Власть небесную! А эта будет пострашнее светской, ведь речь идёт о спасении души; всем охота попасть в рай и никому — в ад. Вот для чего нужна религия, ловко придуманная дальновидными мошенниками. Всё это — не что иное, как небесный аппарат превращения людей в безвольных рабов!

Настоятельница тяжело дышала. Ей явно не хватало воздуха. Глядя на своего внучатого племянника, как на демона из преисподней, явно выбитая из колеи, она, побелевшими пальцами прижимая к себе распятие, лишь бормотала спасительную молитву.