Король франков

Так продолжалось три дня. Роберт то сказывался больным, то пропадал в церкви на молитвах, потом уходил в монастырь к монахам, где однажды и заночевал, или прятался в покоях отца Рено. Тот возвел в углу некое подобие алтаря, за которым и укрывался беглец.

Сусанна молча терпела такое положение дел, однако надо было быть слепым, чтобы не догадаться о готовящейся с ее стороны вспышке возмущения. Что касается свекра и свекрови, то они продолжали пребывать в блаженном неведении.

На четвертый день гости разъехались, и двор вернулся в Париж. Роберт и здесь пытался избегать встреч с супругой, но Рено авторитетно заявил ему на следующий день, что поведение его противоестественно и так больше продолжаться не может. В конце концов Богу угодно было соединить сердца новобрачных и противиться этому – значило восстать против воли небес. На Роберта это подействовало отрезвляюще, и он вышел к ужину, когда бывшая провансальская принцесса уже готова была взорваться негодованием. Но, увидев его, она сразу притушила запал: чем черт не шутит, быть может, супруг одумался?

И явила себя за столом во всей красе: бросала на мужа любовные взгляды, блистала остроумием, обнаружила глубокие познания в деяниях древних и житиях святых. Она даже оделась подобающе случаю: в платье цвета изумруда; вся сверкает драгоценностями. Право, ни один мужчина не устоял бы, зная, что все это для него, а в ответ требуется лишь одно… Однако на Роберта ничто не произвело впечатления. Сидя рядом и печально опустив голову, он разглядывал носки своих туфель и мурлыкал под нос новый церковный гимн, сочиненный им прошлой ночью.

И тут Сусанна почувствовала, как ее щеки начинают багроветь. Причина была проста: отовсюду на них двоих были устремлены любопытные взгляды, а некоторые даже улыбались краешками губ. Она решилась посмотреть на отца и мать супруга, сидящих напротив. Оба глядели на Роберта: Гуго – сдвинув брови, Адельгейда – с немым вопросом в глазах.

Сусанна поняла, что еще миг – и она выплеснет весь гнев, всю боль необласканной, неудовлетворенной, обойденной вниманием мужа супруги. Все давно уже знали об истинном положении дел, она читала это на лицах, слышала в пространных намеках. Она даже ощущала, что это будто витает в воздухе и вот-вот готово обрушиться на нее со смехом, укором, издевательствами! Что, мол, вдовушка, подцепив такого знатного муженька, всё продолжаешь нырять в холодную постель? Где же умение, обаяние, страсть, помогавшие тебе уже стольких уложить рядом с собой? Кроме одного, который – ну что медлишь, крикни во весь голос, ведь ты этого хочешь, а люди пусть посмеются! – который оказался тебе не по зубам.

Сусанна вздрогнула. Поняла, сразу остыв, что чуть не совершила глупость. И сомкнула губы, которые уже приоткрылись. Бросила взгляд на Ирэн. Та укоризненно покачала головой. И новая королева облегченно вздохнула. Значит, она вовремя одумалась. Что ж, подождем. Может, этой ночью Рубикон будет наконец пройден?..

Но… повторилось то же, что и в первую брачную ночь. Та же откровенная сцена поспешного избавления от одежд и драгоценностей с последующим страстным призывом к исполнению супружеского долга, и то же паническое бегство в тень алтаря, под защиту Бога.

И тут терпение у фламандской вдовы лопнуло. Утром, встав с постели и наскоро умывшись, она помчалась со своей болью к свекру. На бога она уже не полагалась, зная по опыту, что лишь впустую потратит время. Излив свое горе и почувствовав огромное облегчение, будто атлант, сбросивший наконец-то балкон со своих плеч, Сусанна, покачивая бедрами, величаво удалилась. А король приказал, чтобы привели сына.

Тот вошел. Поглядев на отца, остановился и опустил глаза. Какое-то время отец и сын молчали, стоя друг против друга, совсем рядом.

– Знаешь, зачем я тебя позвал? – бесстрастным голосом начал Гуго.

Роберт молча поднял плечи, опустил.

– Хочешь сказать, что не понимаешь? Что ж, тогда слушай. Ко мне приходила твоя супруга. Догадываешься, какую новость она принесла? Дело касается вашего супружеского ложа. Оно покрылось инеем, и она жалуется, что не в силах растопить его одна. Не для того она выходила замуж, чтобы спать в обнимку с подушками, на которые никто не возлагал миссию исполнения супружеского долга. Она спрашивает, долго ли ей еще ходить в невестах? Что ответишь мне на это? Почему не спишь с ней?

Роберт поднял глаза. Робости во взгляде как не бывало.

– Отец, но я видеть ее не могу! Ведь она старуха, в бабки мне годится! Придворные называют ее дочерью Карла Лысого. Она жирная, мне противно видеть это голое тело! Ее чересчур уж неприкрытая откровенность вызывает во мне отвращение, а назойливость просто выводит из себя.

– Пойми, сын, – вздохнув, ответил Гуго, – ведь ты ей муж и должен спать с ней. Спать, понимаешь? Таков закон жизни, такова твоя обязанность, ведь тебе нужен наследник.