– А, это ты, Изабелла… Прости, девочка, я совсем забыл о тебе… А ты, оказывается, рядом… Говоришь, мне нужно в постель?
– Да, и скорее! Ну, быстрее же, прошу, умоляю вас! Ведь вы бледны, в лице ни кровинки, едва стоите на ногах!!!
– В самом деле, Изабелла? Ты не обманываешь меня? Не знаешь разве, какой я сильный? Хочешь, я сейчас пойду… еще и тебя возьму на руки. Хочешь? Ты мне не веришь? Смотри же…
Можер сделал шаг… и покачнулся. Сделал второй и, споткнувшись, едва не упал. Изабелла закричала. Потом заплакала, взяла руку Можера, другой обняла его как могла и, собрав все силы, плача, сама спотыкаясь, браня нормандца, что он, не послушав ее, пошел таскать раненых, будто без него это некому было делать, медленно пошла с ним. Правильнее было бы сказать, буквально потащила его к дворцу, туда, где были его покои. А Можер бледнел на глазах, все чаще припадал то на одну, то на другую ногу, но все же шел, чувствуя, что опирается рукой на нее, свою маленькую спутницу. А она, выбиваясь из последних сил и тяжело дыша, продолжала идти вперед и вела его к входу во дворец. А там еще лестница, галерея, поворот, а потом через весь зал… Но Изабелла не знала этого, она думала только, как бы поскорее довести до дверей этого человека, этого рыцаря, который вдруг непонятным образом ворвался в ее сердце и полонил его. Оно трепетало оттого, что он с нею рядом. И ее бросало в дрожь от мысли, что с ним может случиться беда, которую она не в силах будет отвести от него.
Они дошли-таки до входа, благо было недалеко, но тут их ждали ступеньки. Она попробовала сосчитать их, но сбилась. Снова начала, и опять… Плюнув, отвернулась. Не это важно сейчас, а как он преодолеет их? Сможет ли она ему помочь? Сумеет ли он поднять ноги, ведь у него – она ясно видела это – совсем уже не осталось сил!
Ее опасения оправдались. Едва Можер, кое-как подойдя к ступеням, поднял ногу, как тотчас потерял равновесие и рухнул наземь, увлекая и ее за собой, брызгая кругом кровью. Изабелла быстро поднялась и закричала:
– Помогите! Помогите же кто-нибудь! Во имя всех святых, во имя Христа!!! Кто-нибудь…
И сама упала рядом с Можером, обессиленная вконец.
К ним уже торопились слуги. Их обгоняли придворные. Они и раньше хотели помочь, но не очень спешили, думая, что тут ничего серьезного. Крик Изабеллы подстегнул их. Они подняли Можера. Он был в сознании, но без кровинки в лице. Его осторожно повели к покоям. Изабелла, не отставая, шла следом, размазывая рукавом слезы по щекам.
Наконец вошли в его комнату. Откуда-то появился Вален.
– На кровать! Скорее!
Можера уложили. Он тяжело дышал, глаза глядели в потолок. Вален склонился над ним, осмотрел, пощупал пульс. Вскочив на ноги, схватился руками за голову:
– Огромная потеря крови! Чудовищное перенапряжение сил! Ни один человеческий организм не выдержал бы такого… Ах, нормандец! Пресвятая Дева Мария, да каким же чудом ты еще жив?!
Он быстро обернулся:
– Горячей воды! Корпию, тряпки, бинты – все сюда! И вина! Скорее вина! Да помогите кто-нибудь его раздеть. Святые небеса, как он не задохнулся, ведь на нем столько железа! Не унесла бы и лошадь!
– Благодаря железу он и жив, – сказал кто-то. – Стрелы отскакивали от него, как от мраморной колонны.
– Но добрались до ног и головы, – мрачно обронил Вален. – Всё исколото, всё в крови… Его счастье, что целыми остались глаза.
Сколько времени пробыл врач с Можером, никто не смог бы сказать, но дело свое он сделал: кровотечение прекратилось. Вовремя. Еще немного, и нечему было бы течь…
А Можер все так же глядел перед собой, сознание его не оставляло. Он не проронил ни звука, когда Вален обрабатывал раны каким-то составом, от которого, как он сам выражался, можно было подпрыгнуть до потолка. И лишь тогда нормандец забылся сном, когда ему дали выпить вина. Но успел еще разлепить глаза и сказать:
– Монахиня со мной… Изабелла… Не отпускайте ее, пусть не уходит…
И провалился в бездну.
Глава 15
Гром средь бела дня
Сколько времени прошло с тех пор, как Можер заснул, Изабелла не знала. Была уже глубокая ночь. Подсвечник стоял на столе, и свет от пламени двух свечей падал на лицо спящего нормандца, казавшееся сейчас лицом мертвеца, на котором изредка играли неверные блики от пляшущих время от времени язычков огня.