Человек всегда стоит на распутье. И не в одиночку, если только он действительно человек. Всегда есть кто-то еще, кто тоже висит на волоске. Он понимал, что своим отказом подвергает риску жизнь Мака и Ларкина вместе со своей собственной. Без Кинга они так же беззащитны, как и любой другой человек в лагере; без Кинга не будет вылазки в деревню, ведь он, Марлоу, никогда не рискнет пойти туда в одиночку, даже за приемником. Однако он отказывается от семейных традиций и делает бесполезной прожитую жизнь. Сэмсон – крупный кадровый офицер, человек из привилегированного класса, с большими возможностями и средствами, а Питер Марлоу был рожден, чтобы стать офицером, каким был его отец и будет его сын, а такое обвинение никогда не забудется. Если же Сэмсон куплен, то все, во что он, Марлоу, верил, потеряет свою ценность.
Питер Марлоу видел себя со стороны, когда взял деньги, вышел в ночь, двинулся по тропинке, нашел полковника Сэмсона и услышал его голос:
– Привет, вы ведь Марлоу, так?
Он видел себя, протягивающего деньги.
– Кинг просил отдать это вам.
Он видел, как загорелись слезящиеся глаза, когда Сэмсон жадно пересчитал деньги и засунул их в карман изношенных брюк.
– Передайте спасибо, – услышал он шепот Сэмсона, – и скажите, что я задержал Грея на час. Но ведь этого времени хватило, правда?
– Хватило. Вполне хватило. – Потом услышал свой голос: – В следующий раз задержите его подольше или дайте знать, тупица!
– Я задержал его сколько мог. Скажите Кингу, что виноват. Действительно виноват, это не повторится. Обещаю. Послушайте, Марлоу, вы же знаете, как это иногда получается. Трудновато.
– Я скажу ему, что вы просите прощения.
– Да-да, спасибо, спасибо, Марлоу. Я завидую вам, Марлоу. Находиться в таком близком знакомстве с Кингом. Вы счастливчик.
Питер Марлоу вернулся в хижину американцев. Кинг поблагодарил его, он поблагодарил Кинга и вышел в ночь.
Он нашел какой-то маленький бугорок недалеко от проволочной ограды, и ему захотелось оказаться в своем «спитфайре», в одиночку взмывающем в небо все выше, и выше, и выше, туда, где все ясно и безупречно, где нет мерзких людишек, подобных мне, где жизнь чиста и где можно разговаривать с Богом либо самому быть одним из богов, не стыдясь этого.
Глава 13
Питер Марлоу лежал на койке, нежась в полусне. Вокруг него просыпались, поднимались с коек, выходили облегчаться, готовились отправиться на работы, сновали туда-сюда. Майк уже обихаживал свои усы, пятнадцать дюймов от кончика до кончика; он поклялся, что не сбреет их, пока не окажется на свободе. Барстерс стоял на голове, выполняя гимнастику йоги, Фил Минт ковырял в носу, уже началась игра в бридж, Рейлинс распевал, Майнер играл гаммы на своей деревянной клавиатуре, капеллан Гровер пытался каждому поднять настроение, а Томас чертыхался из-за того, что завтрак запаздывал.
Эварт, который спал на верхних нарах, над Питером Марлоу, проснулся с оханьем и свесил ноги:
– Треклятая ночь!
– Ты брыкался как черт. – Питер Марлоу говорил это много раз, потому что Эварт всегда спал беспокойно.
– Извини.
Эварт всегда извинялся. Он тяжело спрыгнул с койки. Он не должен был находиться в Чанги. Ему полагалось быть за пять миль отсюда, в лагере для гражданских лиц, где находились, вероятно находились, его жена и дети. Связь между лагерями не поддерживалась.
– Давай прожарим кровать после душа, – сказал он, позевывая. Он был мал ростом, смугл и привередлив.
– Хорошая мысль.
– И представить трудно, что мы три дня назад делали это. Как ты спал?
– Как всегда. – Но Питер Марлоу знал, что ничего не будет как всегда после этой ночи, после того, как он взял деньги, особенно после Сэмсона.
Раздраженная очередь уже выстраивалась за завтраком, когда они вынесли железную койку из хижины. Они сняли верхнюю постель и вытащили железные стойки, которые вставлялись в прорези в нижней части. Потом под полом своей хижины набрали скорлупы кокосовых орехов и веток и развели огонь под четырьмя ножками койки. Пока нагревались ножки кровати, они водили горящими пальмовыми листьями по продольным прутьям кроватей и пружинам. Земля под кроватью стала черной от клопов.
– Бога ради, – заорал на них Фил. – Неужели надо делать это до завтрака?
Он был угрюмым человеком с куриной грудью и ярко-рыжими волосами.
Они не обратили на него внимания. Фил всегда орал на них, а они всегда обжигали свою кровать до завтрака.
– Боже, Эварт, – сказал Питер Марлоу, – их столько, этих вонючек, что они могли поднять кровать и уйти вместе с ней.
– Черт! Они чуть было не сбросили меня с койки сегодня ночью. Мерзкие твари! – В неожиданном приступе ярости Эварт начал давить несметные полчища клопов.
– Спокойнее, Эварт.
– Ничего не могу поделать. У меня прямо мурашки бегают.
Кончив возиться с кроватью, они оставили ее остывать и вычистили матрасы. На это ушло полчаса. Потом взялись за противомоскитные сетки. Еще полчаса.