Прекрасный город Реймс был любезен сердцу Людовика. Здесь был коронован Людовик Святой, чьё имя он с гордостью носил. Но ещё задолго до этого, с незапамятных времён, французские короли приезжали сюда за помазанием, здесь на их головы возлагали корону, и они впервые принимали от Бога знаки монаршей власти. В этом городе тысячу лет назад Хлодвиг, король салических франков, отрёкся от языческих верований и принял крещение. Тысяча лет, это десять столетий! Жизнь обычного человека длится в среднем — ну, сколько примерно? Никто никогда не считал. Людовик прикинул, что где-то около сорока лет — пока тот, в ком она теплится, не падёт в битве, или от руки убийцы, или просто внезапная смерть не оборвёт его земного пути. Итого получалось, что двадцать пять поколений успели смениться с тех пор. И за время жизни этих двадцати пяти поколений Франция ни разу не изменила идее монархии. Одни короли были слабы, многие плохи, некоторые безумны. И тысячу лет, с тех пор как Святой Дух в образе голубя осенил миртовой ветвью Хлодвига, Божией милостию короля, — и в его лице всех последующих государей, воля монарха осталась во Франции незыблемой и непререкаемой, его особа, освящённая веками, внушала страх и благоговение. К ней прибегали как к последней надежде униженные и бесправные.
В соборе у алтаря были установлены два трона — трон короля немного возвышался над троном королевы. Ни Людовик, ни Шарлотта ещё не сидели на них. И наступил полдень субботы, 15 августа в год от Рождества Христова 1461-й. Людовик окинул взором бесчисленное множество людей, наполнивших древний собор. Его взгляд скользил по благородным суровым лицам французских аристократов и их жён, которые стояли чуть позади. То были первые из его вассалов в парадных одеждах, при всех орденах, сверкавших драгоценными камнями. Их головы венчали древние баронские короны. Этих сильных мужчин и гордых дам связывали друг с другом тысячи невидимых, но прочнейших нитей кровного родства и непобедимого вольнолюбия. Настоящие живые монументы древних феодальных прав, все вместе они представляли собой грозную силу. И сейчас эта сила была на его стороне.
Чуть дальше разместили вожаков богатой буржуазии с их пухлыми жёнами из среднего сословия — в дорогих, но всё же более скромных, чем у дворянок, платьях. И за ними тоже была сила, великая сила, и они тоже стояли за нового короля. Следом за вожаками — между колонн, вдоль стен, в дверях — повсюду толпились притихшие, неуклюжее и робкие простые горожане. И всё же они поддерживали короля больше чем кто-либо, ибо никогда раньше ни один король не допускал их на свою коронацию. Людовик же был твёрдо убеждён в том, что ни одного из его подданных нельзя лишать права присутствовать при историческом событии, столь важном в судьбе каждого француза.
На высоком алтаре, таинственно мерцая в свете длинных свечей, покоилась корона Карла Великого. Тяжёлая штука, подумалось Людовику, довольно грубой работы, и камни обработаны давно забытым старомодным способом, сегодня самый неопытный ювелир улучшил бы их огранку, — в особенности тех, что украшали крест, укреплённый на восьми золотых пластинах, которые вместе и составляли основание короны. И всё же над ней витал древний ореол верховной власти. Тридцать три короля сменили один другого на престоле, но ореол этот не развеялся, с тех пор как много веков назад она венчала благородное чело Карла Великого. Власть, которую она олицетворяла, отныне принадлежала Людовику.
— Превеликий Боже! — молился он. — Дай мне быть, как Карл Великий, собирателем земли, — и, чтобы Господь не счёл его слишком тщеславным, пробовал слегка поторговаться с Создателем, — я не прошу об империи, всё, о чём я мечтаю, — это Франция, и если Ты даруешь мне её, я окажу Святой Деве такие почести, каких ни один король никогда не оказывал Ей.
У него имелся план на этот счёт, но он почёл за благо пока не делиться им с Господом. Больше всего он желал, чтобы его обращение к нему «обогнало» на пути к небесному чертогу единую мощную молитву, которую все знатные вельможи наверняка возносили в тот момент, — молитву о расширении их старинных привилегий. Людовик вовсе не собирался их расширять.
Архиепископ Реймский — официальный глава французского духовенства — приблизился к алтарю и сотворил предварительную молитву, ибо так же, как король после помазания становится источником благодеяний и опорой для всего королевства, так и Бог служит источником благодеяний и опорой для короля.