Король-паук

— Последний раз ваша светлость почтили своим посещением эти края в тридцать пятом году, когда в обмен на разрыв союза с Англией покойный король Карл уступил вам французские города Руайе, Мондидье, Перонн, Амьен, Пон-Реми...

— В общем, весь участок реки отсюда до Абвиля, — нетерпеливо перебил граф Карл.

— Ах да, теперь вспомнил — Арраский договор, в тот год, когда умер английский главнокомандующий Бедфорд. После его смерти не было никакого смысла поддерживать союз с Англией. К тому же эти англичане сожгли Жанну д’Арк — бедное очаровательное создание. Тогда я выступил на стороне твоего отца и сделал его королём. Да, Людовик, я сделал Карла VII королём Франции, я — твой старый дядя Бургундия. И на его коронацию я тоже приезжал.

— Насколько я помню, — спокойно сказал Людовик, — отец не уступал вам эту область в полном смысле слова. Мне кажется, что, согласно Арраскому договору, города можно в любой момент выкупить.

— Неужели? — герцог повернулся к Филиппу де Комину и изумлении.

— Совершенно верно, мой господин — за четыреста тысяч золотых крон.

— О, в таком случае, всё ясно, — рассмеялся герцог, — неудивительно, что я забыл об этом. Такую сумму твой отец никогда не смог бы собрать, Людовик, и думаю, что тебе это тоже не удастся. Не волнуйся, Карл, Сомму мы сохраним за собой.

— Мне часто приходило в голову, — продолжал Людовик, — что, выкупив эту территорию, я тем самым отблагодарил бы вас за честь и гостеприимство, которые вы мне оказывали все эти годы. Настало время мне проявить щедрость, мой добрый дядюшка. Я имел возможность оценить великолепие Бургундии, но великолепие стоит денег, а четырёхсот тысяч золотых крон будет достаточно для того, чтобы блеск вашего двора и слава, которых вы, как никто, заслуживаете, никогда не померкли.

— Филипп де Комин, я нуждаюсь в деньгах? По его словам можно подумать, что нуждаюсь.

С губ ближайшего советника герцога уже готово было слететь: «Мой государь, вы всегда нуждаетесь в деньгах», но Филипп де Комин просто сказал: «Четыреста тысяч золотых крон, вне всякого сомнения, оказались бы нелишними для казны».

— Подумайте о том, сколько лет сбора налогов с этой провинции дали бы вам такую же сумму, — убеждал Людовик, — годы и годы!

— Вероятно, ты прав. Скорее всего, так оно и есть, — говорил герцог, озираясь вокруг. — По правде говоря, я не знаю.

— Отец! — резко вмешался граф Карл. — Людовик хочет заманить вас в ловушку. Вы забывчивы. Он же никогда ничего не забывает. Если память иногда изменяет вам, забудьте об Арраском договоре.

— Что я слышу, несмышлёный щенок, ты предлагаешь мне отречься от своего слова?! Воистину, благородство и честь угасли в молодых сердцах! Если по договору города на Сомме подлежат выкупу, Людовик может выкупить их в любое время — как только у него появятся четыреста тысяч крон, клянусь в этом на святом кресте, — и он ударил рукой по хрустальной реликвии, что хранилась в эфесе его меча.

— О Боже! — процедил сквозь зубы граф. — Он не шутит!

На этот раз никаких добавлений к клятве не последовало, и Филипп де Комин, глядевший на Людовика с уважением, не сделал попытки их внести. Он всегда чувствовал силу и преклонялся перед ней.

Чувствовал её и граф де Сен-Поль. Этот царедворец до мозга костей, друг детства и конюший графа Карла, лукавый и льстивый вельможа, владел обширными феодами как во Франции, так и во Фландрии. Для французов он был граф Луи де Сен-Поль, фламандцы же называли его графом Людвигом Люксембургским. Подобно тому, как его поместья раскинулись по обе стороны границы, сам он, по природе своей, имел склонность служить двум господам одновременно: «Без сомнения, король, которому с голь дороги эти земли, охотно увеличит размеры выкупа, раз уж он обязуется выплатить его».

Людовик свирепо сверкнул на него глазами, но меньше всего он сейчас хотел нажить себе врага. Да и ссора герцога с графом Карлом не сыграла бы ему на руку.

— Я уже говорил и готов повторить, что не поскуплюсь, — сказал он.

И тут же пообещал свободно пропускать бургундские товары через свои владения и ввести самый благоприятный режим пошлин с бургундской торговли, какой только можно себе представить. Он так же согласился на то, чтобы герцог выбирал по полному своему произволу две дюжины депутатов в парижский парламент, напомнив только, как самую незначительную деталь, что по закону парламент должен одобрить это назначение и внести их в свои списки. Филипп неопределённо покачал головой. Он немного устал от всех этих государственных забот, к тому же долгая дорога его утомила.

Чтобы герцог не позабыл о своей клятве, Людовик предусмотрительно заметил:

— У вас прекрасный меч, дорогой дядюшка. Обладать такой реликвией весьма почётно. Господь Бог не может не отличать того, кто владеет святым крестом, на котором Сын Его принял смертные муки.

Даже зажав герцога в мешок и пустив его по воле волн, Людовик не смог бы связать его прочнее, чем взяв с него эту недвусмысленную клятву.

Филиппа де Комина такой оборот событий не на шутку встревожил:

— Великий Осман тоже владел им, — возразил он мягко.