Король-паук

— Да благословит тебя Господь, Шарлотта, — произнёс Людовик и сжал её руку, перегнувшись через круп своей лошади. Не выпуская поводьев, она ответила ему тем же — Шарлотта отлично ездила верхом.

Они ехали неторопливо и спокойно в самой середине многочисленной бургундской процессии, направлявшейся из Лувена в Реймс, где Людовик должен был принять помазание и короноваться. Для того чтобы наилучшим образом обеспечить всю кавалькаду на время пути, Людовик предложил избрать не самую короткую дорогу — через лесистую и малонаселённую Шампань, но свернуть чуть к западу — в благодатную возделанную долину, по которой лениво протекает извилистая Сомма. Это предложение пришлось по душе герцогу Филиппу, поскольку гостиницы и постоялые дворы встречались здесь гораздо чаще, а сам он уже давно не проводил ночь в палатке, в открытом поле, и не испытывал желания вспомнить молодость. Впрочем, для большинства из сотни тысяч бургундских рыцарей, вельмож и просто солдат, которые их сопровождали, места в гостиницах всё равно не находилось.

Оливье Лемальве, заметив, что король и королева поглощены приятной беседою наедине, отважился всё же приблизиться к ним и прошептать: «Мы приближаемся к Перонну».

— Скачи дальше, к головной части, как будто тебе там что-то понадобилось, — раздражённо прошептал в ответ Людовик. — Скажи бургундскому знаменосцу, чтобы он выше стремил своё знамя, как того требует честь Бургундии. Скажи, что я заметил, как оно поникло в его руке. Затем заведи разговор с пешим бургундским воином, выведай его настроение. Намекни ему, что я обеспокоен, как бы он не насадил себе волдырей. А уж если насадил, то предложи ему свою помощь. Ты ни в коем случае не должен ко мне приближаться, а когда выполнишь всё, что я велю, возвращайся на своё место, словно тебе нужно было передать мне нечто важное.

Лицо Оливье вытянулось:

— Простите меня, ваше величество.

— Я прощаю тебя.

— Похоже, вы как следует отчитали его, — заметила Шарлотта, — вид у него был как у Магомета, когда вы его отхлестали за то, что он зарычал на графа Карла.

— Прости меня Господи за то, что я выпорол Магомета. Я мысленно считал удары, — и уверяю, моя дорогая, я сделал их менее жестокими, чем это казалось, — но всё равно, однажды этот несчастный граф, который всё вечно портит, ответит мне вдесятеро за каждый.

— Тише, Людовик, он может услышать вас.

— Нет, он поотстал, чтобы поговорить с герцогом. Не оборачивайся. Я и так знаю, где он.

— Но откуда вы это знаете? Ведь вы тоже не оборачивались.

— Просто ему негде больше быть. Мы подъезжаем к Перонну. Через несколько минут я и сам отстану, чтобы побеседовать с герцогом.

— Ничего не понимаю, — вздохнула Шарлотта.

Немного погодя, когда Людовик убедился, что минутное промедление Оливье Лемальве не покажется связанным с его собственными действиями, он снова обратился к жене:

— Я поскачу назад, Шарлотта. Графиня в одиночестве, будет хорошо, если ты составишь ей компанию. Высокородной даме не пристало скакать одной, хотя в Бургундии все так и поступают.

— В Савойе тоже так поступают.

— Мы не в Савойе, моя дорогая, мы во Франции, и ты — королева этой страны.

Но Людовик как всегда выдавал желаемое за действительность. Долина Соммы не принадлежала Франции. Не принадлежала ей и гряда холмов, которая могла послужить грозной преградой для наступающих войск. И граф Карл отнюдь не желал уступать её. Для Бургундии потерять эти земли было бы всё равно что для осаждённых осушить крепостной ров и тем самым позволить врагу захватить внешние укрепления замка.

Итак, Людовик поравнялся с герцогом Филиппом. Тот испытывал истинное наслаждение от величественного шествия, конечной целью которого была торжественная церемония коронования нового монарха с последующим грандиозным празднеством. На нём был новый камзол, богато расшитый французскими лилиями и бургундскими львами. Сверкающий драгоценными камнями герцогский венец стоил, по подсчётам Людовика, дороже короны Карла Великого, которую вскоре возложат на его собственную голову. Невежественные жители этой пограничной области толпами собирались вдоль дороги и, видя блеск одеяний и царственную осанку Филиппа, думали, что перед ними — французский король. Они воодушевлённо кричали «Vive le Roil!», что заставило графа Карла хмурить брови, самого герцога — добродушно усмехаться, а Людовика бормотать про себя: «Подождите же, подождите, я покажу вам, кто здесь на самом деле король!»

— Теперь вы сами убедились, — заметил Людовик, — что ваша слава не достигла этой Богом забытой провинции. Этим людям невдомёк даже, кто вы.

— Меня это не огорчает, — был ответ, — ей Богу, я предпочитаю, чтоб меня принимали за короля. В том, что они меня не знают, нет их вины. Я не был в этих местах с... боже мой, Карл, с каких же пор?

— Несомненно, с весьма давних.

— Как давно это было, Комин? Вы всегда помните такие вещи.