То, что я когда-то считала справедливым и законным, теперь оказалось весьма неудобным. Я не могла допустить, чтобы другие вмешивались в мой план, – я должна была принудить бога вернуться к его обязанностям. Вчера еще эта идея казалась мне смехотворной – пока я не вспомнила, что в запасе у меня целая вечность.
– Род человеческий восстает против бога… – Енош почесал пробившуюся на подбородке щетину. – Мерзкая привычка вашего вида, поднимающая голову каждую пару сотен лет, – сомневаться в себе, сомневаться в своей вере, сомневаться во мне.
Я доковыляла до умывального таза, стоящего на столе в углу.
– Нам лучше избегать дорог.
– Нам нужен священник, который бы нас обвенчал. Без шумихи.
– В смысле? Я же поклялась тебе.
Он натянул рубаху и накинул черный камзол.
– Мне все равно, как там и что – обычаи ли смертных или обещание, данное перед ложным богом, – но я получу точно такую же клятву, которую ты уже давала когда-то.
Я сглотнула, подавив вздох, и повернулась к нему:
– Кажется, в лесу неподалеку отсюда есть маленький храм. Отец как-то раз привозил туда соленую рыбу.
– Отлично.
Он не пошевелил и пальцем, но вокруг меня вдруг начали расти ряды тонких костяных шипов, обволакивая меня эдакой алебастровой рыбьей чешуей, формируя удивительное гибкое платье с высоким, плотно прилегающим к телу воротом.
Я приподняла бровь:
– Доспехи?
Сама я не могла спуститься по лестнице, поэтому он снова поднял меня на руки и ответил:
– Предосторожность. Смертность – это иногда ужасно неудобно.
Чем ниже мы спускались, тем громче становилось неразборчивое сперва бормотание, и, оказавшись в зале таверны, мы обнаружили там по меньшей мере два десятка людей. Нечесаные, неумытые – все они пристально изучали нас, и под их тяжелыми взглядами мне стало как-то не по себе.
– Ваша милость. – Хозяйка нервно поправляла выбившиеся из-под платка седые пряди. – Они явились незваные, хотя я и говорила им держаться подальше.
Крепче прижав меня к себе, Енош зашагал сквозь расступающуюся толпу. Шепот, мольбы, плач, обещания – не обращая ни на что внимания, он вышел наружу.
В воздухе витал аромат свечного воска. Небо над головой все еще было серым. Возле нашей лошади толпилась небольшая группа людей, вооруженных кинжалами – и одним случайным мечом. Безоружным оставался один священник, вцепившийся в «Писание Хелфы» так, будто оно могло ему чем-то помочь.
Он же первым и нарушил молчание – осенив себя знаком Хелфы, то есть сперва постучав двумя пальцами по лбу, а потом воздев их к небесам, священник провозгласил:
– Именем Хелфы Всеотца я требую, чтобы ты предал себя Его святому суду. Первосвященник Декалон давно уже издал указ о твоем аресте, дабы ты предстал перед правосудием за свои преступления, учиненные против нашего королевства.
Нисколько не впечатленный, Енош подсадил меня на лошадь.
– Уходите и сохраните свои жизни.
Я услышала свист стали, показавшейся из ножен: это единственный владелец меча обнажил оружие, приведя меня в замешательство. Невежественные идиоты. Все они невежественные идиоты, хотя едва ли я могла винить их за это.
Взгляд мой невольно метнулся к немногочисленным жителям деревни, укрывшимся за лотками торговцев и растянутыми на рамах шкурами. Можно сказать, что я вступала на неизведанную территорию – вокруг столько народа, а я даже не представляю, что сделает с ними бог: пощадит… или убьет всех?
Опасаясь последнего, я крикнула людям:
– Прислушайтесь к нему, или он…
– Взять его! – рявкнул священник. – И женщину тоже.
Вот дурак!
Большинство мужчин рассредоточилось, окружая Еноша, но один совершил ошибку, нацелившись на меня:
– Ты не стыдишься себя, а, шлюха?
Одним прыжком Енош оказался возле наглеца. Пальцы бога зарылись в сальные волосы селянина, и он резко рванул их, запрокидывая человеку голову. Толпа ахнула: только что свободная рука бога была пуста, и вот она уже сжимает рукоять алебастрового клинка.
Клинка, вонзившегося в горло мужчины.
Меня едва не стошнило.
Мужчина вскинул руки, бессознательно пытаясь зажать рану. Между пальцами его в такт с умирающим сердцем били фонтаны крови – сперва сильные, они быстро превратились в тонкие ручейки. Колени человека подогнулись, с громким стуком ударились о забрызганную алым землю, потом человек рухнул на бок и мелко судорожно задергался.
Потрясенная, оцепеневшая толпа смотрела на Еноша, который простер руку над трупом и сказал:
– Смотрите. Смотрите – ибо это случится с каждым, кто встанет у меня на пути. – Едва тело убитого застыло неподвижно, Енош грозно прорычал: – Вставай!
И мужчина тут же поднялся и повернулся к Еношу, тщетно пытаясь приподнять голову, поскольку клинок Еноша, похоже, повредил мышцы и сухожилия, однако просипеть ему удалось:
– Что т-ты сд-делал?
– Колдовство… – выдохнуло разом множество ртов. – Черная магия!
Енош швырнул костяной клинок трупу – который с легкостью поймал оружие – и окинул взглядом толпу:
– Пойдете за мной, смертные, и вас ждет такой же конец.