Король плоти и костей

Под его ядовитым взглядом я продолжал собирать кости – отовсюду, куда мог дотянуться мой усталый разум. Кости крошились в мельчайшую пудру, которую подхватывал ветер и нес по темным коридорам. Мимо факелов, мимо стражи, касаясь грязных камней, вниз по одним лестницам, вверх по другим – и сквозь щели в дубовой двери, отгородившей меня от мира.

– Все свитки, книги, рукописи, хранящиеся в Главном храме… в них ведь не просто россказни и даже не просто история. Двести лет здешние первосвященники готовились к тому, чтобы захватить тебя, если ты появишься. – Самодовольная ухмылка тронула уголки его губ. – И все же, стоя сейчас перед тобой, обугленным и жалким, я чувствуя себя… униженным.

– О, я могу показать тебе истинное унижение…

– Проверните его! – Декалон подался ко мне; голос его сочился ядом. – Дважды.

Огонь охватил меня.

Огонь и агония, нарастающие мало-помалу, градус за градусом, сжигая разум – пока я не показался из пламени вновь, рыча:

– Ох, глупый смертный, я…

– Продолжайте вращать!

Пылающее, жгучее пламя грызло и сдирало с меня едва наросшую кожу, пережевывало обнаженную, ноющую плоть. Колесо делало оборот за оборотом, мои мучения продолжались, а смерть обходила меня стороной. Воздух был спертым, горьким, а потом тошнотворная, сводящая с ума вонь пепла хлынула в остатки моего обезображенного носа.

Разум съеживался, проваливаясь в безумие, я давился и задыхался от смрада собственной обугленной плоти. Зубы впились в язык, кровь брызнула на десны – и вот уже за стиснутыми челюстями остался болтаться лишь жалкий обрубок.

Я убью его.

Я убью их всех!

Много оборотов спустя, когда обоняние давным-давно уже отказало мне, исчезнув вместе со зрением, колесо снова остановилось. Послышались медленные шаги, сопровождаемые голосом первосвященника.

– Клянусь Хелфой, он откусил себе язык. Скажи что-нибудь, Король плоти и костей. Пригрози мне, пока кровь сочится из щелей между твоими зубами. – Раздался смешок. – О… у тебя же больше нет языка, чтобы грозить кому-то. Тебе не понять мою ненависть к тебе, не понять, какой хаос ты оставил в этом мире после того, как покинул нас. – Передо мной появился размытый силуэт. – Людям некому было молиться, не на что рассчитывать – а после смерти их тела были обречены на вечные блуждания. Лишь с помощью Хелфы храмы спасли нас от падения в темнейшую эпоху.

Я напряг шею, поднял на него новые глаза и попытался ворочать растущим языком:

– Ваша чертова ложь.

Его надменный смех разжег ярость в моей крови:

– Однако именно эта «ложь» помогла пленить тебя, на что и надеялись первосвященники. Они построили тюрьму, достаточно крепкую, чтобы держать тебя взаперти на костре, пока мы не сожжем последнее дерево, последнюю засохшую лепеху свиного дерьма. – Приподняв подол рясы, он присел передо мной на корточки. – В этом мире есть место только для одного бога.

– Согласен.

Он фыркнул:

– Ставишь себя превыше всех, а от устроивших тебе засаду солдат все же не сбежал.

Ну да, потому что спасал свою жену.

Я мог бы одолеть их, но при этом подверг бы ее риску. Ее могли ранить или чего похуже. Боль, пытки, порезы… Я вытерплю миллион костров, лишь бы она была в безопасности – я поклялся в этом. А Ада поклялась вернуться ко мне, если нас разлучат, и в этом был источник моей силы. Я непременно сбегу.

Декалон сморщил нос:

– Обугленный дочерна бессмертный.

– Временное затруднение. – Костяной порошок осел между камнями, там, где раскрошилась штукатурка. – В отличие от кары, которая постигнет тебя. Она будет вечной. Поразмысли о моих словах, смертный. Когда придет время, я пожертвую трупами, чтобы связать твою душу.

Он приподнял брови:

– Ты говоришь загадками.

– Загадки я оставляю моему брату.

Теперь брови сошлись у него на переносице, выдавая обычное невежество смертных; его ограниченный умишко не мог постичь того, чего не мог представить. О, как благословенны мои братья, игнорируемые смертными, ибо одному лишь мне в моем физическом воплощении досталась способность чувствовать боль.

– Ваше святейшество, – заволновался вооруженный смертный рядом с Декалоном, жестом приказывая человеку с кузнечными мехами раздуть огонь посильнее, так что клубы дыма поднялись к сводчатому потолку. – Костер. Нужно повернуть его.

– О да, поверните меня.

Когда я вновь оказался наверху, кожа зудела невыносимо, и скальп, на котором заново отрастали волосы, покалывало. Потом меня опять повлекло вниз, погружая в изнуряющий жар свирепого пламени. Но, едва вынырнув, я сосредоточился на останках мертвых. Костяной порошок, который я дотошно доставлял сюда много мучительных дней, сложился в первый шип…

– Енош.

Шип застрял в трещине, на каменный пол посыпалась пыль. Мой пульс участился. Мое настоящее имя? Вот так сюрприз.

– Так тебя зовут, верно? – Губы Декалона скривила ухмылка. – Священник, который венчал тебя, записал его в реестре, указав заодно, кто ты таков. А жена твоя красавица, судя по тому, что я слышал. Аделаида, не так ли?

Реестр. Та толстая метрическая книга.

Я стиснул зубы так, что они заныли:

– Ох уж эти смертные с их проклятыми обычаями.