Свирепое пламя пожирало меня, мои глаза распахнулись – в первую очередь огонь пожрал мои веки, превратив их в уплывшие куда-то вверх серые хлопья. Потом зрение помутилось, все пошло пятнами, пятна сменились чернотой. Легкие тлели и плавились от жара – и мне все больше хотелось закричать, но я не мог позволить себе такого унижения. Боль подхватила меня и унесла на границу смерти… но не дальше.
Застонало дерево.
Заскрипело железо.
Пламя отступило.
Кожа зудела, обновляясь; особенно яростно – вокруг обугленных губ, с которых текла слюна. Несколько дней я готовил побег, но собирать кости оказалось так утомительно. Едва я вытаскивал их на поверхность, дотянувшись до мертвых из своей тюрьмы, как подступающее пламя перечеркивало все мои усилия. О да, лорд Тарнем позаботился об этом.
Шаги!
Подошли двое.
– Мы отправили голубей во все города, деревни и хутора, прося… – Пламя трещало, заглушая голос, волдыри от ожогов шипели от жара. – Свидетели подтвердили слухи, ваше святейшество. Фрагмент записи был найден у… –
Гнев лавой разлился по моим венам. Они никогда, никогда не получат мою жену, не отберут ее у меня. Неважно, сколько стрел пробило мое тело, сколько ножей рассекло сухожилия, сколько топоров разрубило кости… Я сражался, сражался еще долго после того, как лошадь добралась до Бледного двора.
А если точнее, сражался до тех пор, пока они не облили меня маслом и не подожгли.
– Остановите колесо!
Колесо остановилось.
Жар лизал мои ноги, но зрение, по крайней мере, вернулось – глаза восстановились быстрее, я вновь обрел возможность моргать. Передо мной стоял человек в белой рясе, расшитой золотыми солнцами. Он прижимал руку ко рту, словно пытаясь так заслониться от вони, и капли пота набухали на его лысине, когда он подался ко мне, пристально рассматривая, изучая.
– Двести лет. Но ты, ублюдок, решил появиться именно во время моего пребывания в должности. – Он ощерился, так что и без того резкие черты лица исказились. Одежду его оскверняли символы ложного бога. – Я первосвященник Декалон.
Ну конечно, кто ж еще.
– Прибереги представления для лорда Тарнема и капитана Мертока, смертный.
– Ваше святейшество. – Вооруженный человек в доспехах, стоящий рядом с Декалоном, опустил голову так низко, что отблески пламени озарили бугристый шрам, уродующий его переносицу. – Огонь – воистину единственное, что не дает ему сотрясать землю и поднимать мертвых. Солдаты заваливают могилы по всей земле, кладут двойной груз, но трупов слишком много, и ямы переполнены. Нам нужно перевернуть его.
Декалон пренебрежительно отмахнулся, разглядывая меня.
– Я надеялся, что Хелфа избавит меня от твоего внезапного появления. Впрочем, как и все первосвященники до меня. Отличная темница, не так ли? Мои предшественники… – голос его утонул в реве пламени, только чтобы вернуться, когда колесо завершило оборот, – …вырублена в склоне гранитной скалы, и ни единой могилы на многие мили вокруг.
Что ж, это объясняет, почему в моем распоряжении так мало костей, да и те принадлежат насекомым, крысам и прочим созданиям, нашедшим свой конец меж этих каменных стен. Сбежать удастся не скоро, и дастся мне побег нелегко, но все это не имеет значения, пока моя жена в безопасности и ждет меня дома.
Сердце мое сжалось.
Я так подвел ее. Потерял всякий контроль, охваченный страстью, и трупы поднимались из земли десятками. Хотя это сыграло мне на руку, ведь смертные напали на нас считаные минуты спустя, подвергнув мою маленькую смертельной опасности. Но теперь она в безопасности – что подтвердили слова этого человека, уничтожив все сомнения.
Еще один мучительный поворот, и Декалон протянул руку ладонью вверх.
– Клинок.
Горло мое сжалось.
Смертный рядом с первосвященником протянул ему нож.
Нож, который Декалон поднес к моим трясущимся ногам. Крепко сжимая резную рукоять, он приставил сверкающее острие к обожженному большому пальцу. И надавил, рассекая красную кожу и плоть. Когда лезвие уперлось в кость, он взялся за нож обеими руками.
Кость поддалась, и палец, упав на грязный каменный пол, закатился в огонь.
А Декалон переводил взгляд с исчезнувшего в пламени куска моего тела на кровоточащий обрубок, вновь обретающий форму пальца.
– Я… впечатлен.
А я разозлился:
– О да, твой смертный разум настолько примитивен. Поверь, вечность на моей службе расширит границы твоего сознания.
Зеленые глаза первосвященника сузились:
– Ты весьма надменен для бессмертного, который скован цепями – и от которого провоняла уже вся темница.
Что он может сделать такого, чего еще не делали раньше?
– А ты весьма дерзок для умирающего, чьи кости скоро окажутся в моем распоряжении. М-м-м-м, твоя блестящая лысина послужит отличным украшением моего трона.
Он поднес клинок к моему лицу и неторопливо вспорол мне щеку:
– Разве тебе не больно? Должно быть больно… если верить старым писаниям.
Буду я признаваться в таких вещах какому-то смертному!
– Мы с болью старые приятели.