Белла металась в воде, как рыба на мелководье, поскальзываясь то и дело на ставших подводными камнях. Он сосредоточился на другом: как бы удержать Фелипе, который и наступить-то уже не мог на свою хромую ногу, и при этом не вымокнуть самому. Прилив был в самом разгаре, к чему было не подготовиться, и теперь – уж это-то точно – им брести до маяка в лучшем случае по пояс в воде, а о том, чтобы добраться до берега и дома, можно было бы и вовсе забыть, пока море не отхлынет.
Маяк все еще работал, сияя своим вращающимся глазом над притихшим морем – хоть волн нет, и это уже хорошо, отметил Ксандер, с усилием переставляя ноги. Белла, ругаясь себе под нос, изо всех сил старалась подобрать юбку, и каково было управляться с мокрой до нитки шерстью, можно было и не воображать.
За этими волнениями он перестал смотреть на море, перестал смотреть хоть куда-то, кроме как впереди себя, надеясь, что верно вычислил, где собственно ушедшая под воду дорожка. Сойти с нее сейчас значило бы…
Фелипе, до того старавшийся ему помогать как получалось, сначала вдруг замер, а потом рванулся из его рук прежде, чем ушей Ксандера коснулись первые ноты русалочьей песни.
– Стой!
Ксандер метнулся следом, но какое там, Фелипе словно забыл о своей хромоте. Еще один рывок, и ибериец уже оказался в волнах по грудь, а вокруг него, сужая круги, вертелись до боли знакомые Ксандеру чешуйчатые тела, и все громче и громче звучало нечленораздельное, но прекрасное пение.
Где-то за спиной Ксандера невнятно вскрикнула Белла, и он оглянулся, чтобы увидеть, как она оседает в воду, судорожно зажимая уши, и как мучительно искажено ее лицо. Первая мысль его была кинуться к ней, но он тут же передумал: даже упав на колени, там, где она была, она не утонет, и хотя бы ей хватало ума не бросаться в объятия русалок, а вот Фелипе…
– Анита! – услышал он голос иберийца и понял, что дело плохо.
Он было подумал нырнуть, чтобы быстрее достичь Фелипе – благо тот больше никуда не бежал и не плыл, а стоял столбом по шею в воде, таращась с блаженным лицом на поднимающуюся из моря русалку – но не решился. Почему-то в этот раз он видел их как есть: чешуйчатых, с нечеловеческими чертами тварей, а не прекрасных дев, и не понимал их песен, что, глядя на Фелипе, было к лучшему. Почему, он не знал, но спорить с удачей не собирался.
Он зашагал сквозь невыносимо тягучую воду к Фелипе, а русалки тянулись к нему, как раньше, и он отшвыривал их цепляющиеся, противно мокрые руки. Сначала они пытались утихомирить его пением, потом стали раздраженно и удивленно шипеть, показывая острые, как у рыб, зубы, а когда он добрался наконец до иберийца, не всякий мог бы сказать, на кого они злятся больше.
Зато было сразу видно, кто больше очарован.
– Анита, – нежно произнес Фелипе, гладя по щеке обвивавшую его русалку. – Любимая, почему ты ушла? Я бы смог…
Чего бы он там смог, Ксандер дослушивать не стал, а резко дернул Фелипе за плечо к себе. Будь это на суше, ибериец бы снес их обоих на землю, но в воде все было несколько сложнее: он только ушел с головой под волну, и вынырнул, отплевываясь и отфыркиваясь. К несчастью, пыла это ему не убавило.
– Пусти меня!
– Назад! – прорычал Ксандер, сам удивляясь, как это у него вышло, и, пытаясь ухватить чертова сеньора поудобнее. – Они тебя утопят!
– Ты с ума сошел? – в глазах Фелипе плясал свет маяка и отблеск воды, и они были совершенно безумными. – Там твоя сестра!
– Там русалки!
– И она среди них? – Фелипе отчаянно забился у него в руках.
Ксандер, который только успел нащупать его поясной ремень и порадоваться, что хоть что-то надежное и вряд ли порвется, подавил ругательство.
– Анита!
– Ани дома, – попытался снова воззвать к разуму, а заодно перекричать русалок, Ксандер, – а Белла здесь. Ты не бросишь ее в беде?
Лицо Фелипе на мгновение прояснилось, он даже головой помотал, словно стряхивая с себя наваждение, но тут из-за его плеча скользнула тонкая рука, нежно погладив его щеку. Он отвернулся, а когда вновь повернулся к Ксандеру, стало ясно, что минута просветления прошла.
– Отпусти меня немедленно, – сказал он тем ледяным и спокойным голосом, какой Ксандер слышал у дона Фернандо и Франсиско, а вот у Фелипе – никогда. – Или мне Приказать?
– Очнись!
– Я, Фелипе Альварес…
Ждать Ксандер не стал: он прыгнул едва не на плечи иберийцу, от души заехав ему по затылку кулаком, в котором для верности зажал нащупанный в кармане компас, а потом подержал немного под водой, пока тот не перестал отбрыкиваться и не обмяк. Недолго – еще не хватало его утопить, то-то русалки рады были бы, – но достаточно, чтобы больше не ожидать глупостей. Все еще стараясь держать голову сухой, он потащил Фелипе прочь, отбиваясь от лезущих тварей, и наконец достиг Беллы, рывком подняв ее на ноги.