Увидев бесчувственного Фелипе, она метнула гневный взгляд в сторону русалок, но Ксандер решительно мотнул головой – еще не хватало, чтобы она стала с ними драться. Впрочем, мрачно подумал он, возможно, этого и не избежать. Прилив все прибывал, они уже стояли по шею в воде там, где раньше была тропинка, и дальше выйдет только вплавь, а в этом они русалкам не соперники. Русалок же было все больше, море уже кипело от их гладких, словно металлических, тел. Заманивающая песня перешла на яростный визг, Белла снова вскинула ладони к ушам, и хотя им до маяка оставалось буквально несколько шагов, Ксандер понял, что сделать эти шаги им не дадут.
Надежды не оставалось ни на что. Ни на проклятый огонь Альба, из которых один был без сознания, а другая едва вменяема, ни на приязнь Морского народа, у которого он, Ксандер, хочет отбить законную жертву. Ни на что.
Море требовало своего.
Его охватила вдруг ярость и при этом гордый расчет, тот самый, с каким, должно быть, его предки строили корабли и дамбы, вырывая у моря землю и овладевая его силой. Ему вспомнился Лабиринт и упоение власти над стихией, которая должна, не может не отступить перед человеком. Перед ним.
Русалки же тоже часть моря, такая же часть моря, как приливы, склонившиеся перед дамбами, и волны, несущие корабли. Не меньше и не больше.
– Прочь, – сказал он в напоенный солью воздух, в мятущуюся воду, в оскаленные хищным гневом лица. – Они мои гости, под моей защитой, и вы их не заберете.
Из рядов русалок вскинулась одна, по пояс над водой, сверкая чешуей и влажными глазами и что-то скрежеща. Что, Ксандер не понял, но это было и неважно.
– Мой долг и мое право – их защищать. Уходите.
Если задуматься, это звучало глупо – они были здесь тоже не просто так, и море принадлежало им не меньше, чем людям. Но задуматься значило засомневаться, а сомнение значило гибель. К тому же сознание власти пьянило лучше самого хмельного пива, и отказаться от него здесь, сейчас, когда в его воле было и неукротимое море, и даже такие беспомощные в этот час враги…
Но они не были ему врагами, не сейчас, подумал он, глянув что на бледного в свете маяка Фелипе, что на съежившуюся Беллу. Ему никто не был враг, здесь и сейчас.
– Прочь!
Мгновение – и море стало тихо, как будто никого здесь и не было.
С болезненным полустоном Белла отняла сведенные руки от ушей, осторожно оглянулась и подобралась с другой стороны к Фелипе, стараясь, как могла, помочь. Несмотря на свою внешнюю худобу, силы у нее было достаточно, и вдвоем они сумели довольно споро дотащить Фелипе до маяка. Повзывав к нему, Белла без колебаний закатила ему пощечину; он тоже застонал, закашлялся и пришел в себя. Это было удачно, потому что открыть дверь, уже почти скрытую водой, им иначе как втроем бы не удалось.
Внутри они поднялись на столько ступенек, сколько было нужно, чтобы и вылезти наконец полностью из воды, и переждать прилив – по расчетам Ксандера, прибывать он должен был еще около четверти часа. Вода была еще по-весеннему холодной, а в маяке никто никогда не топил, поэтому и Фелипе, и его племянница для согревания стали отжимать одежду.
Белла сдалась первой, с отвращением отбросив подол тяжелой как свинец юбки.
– Подумать только, нам тут еще добрый час дрожать, – мрачно заявила она. – Надеюсь, нас не ищут уже.
– Пока Одильке поет, не ищут.
– Не часами ж она петь будет.
Это было разумное и потому неприятное соображение, на которое Ксандеру ответить утешительного было нечего, поэтому он промолчал. Белла же стала подниматься по ступенькам, с любопытством и раздражением выглядывая из узких окошек. Фелипе глянул в ее сторону, а потом чуть улыбнулся.
– Спасибо, Ксандер. Ты нас спас. Меня – так, пожалуй, и второй раз за ночь.
– Отбивать вас у своих, чтобы потом выдать Морскому народу – так себе идея была бы, – отозвался Ксандер, тоже отвернувшись и глядя вслед Белле, чтобы скрыть смущение, теплой волной заливавшее уши.
– Я тебе дважды обязан жизнью, – твердо и серьезно сказал Фелипе. – И, кстати, чуть было очень дурно тебе не отплатил. Там, когда чуть было не Приказал.
Ксандер отмахнулся и от этого признания, и от маленького злорадства, закравшегося в этот момент в сердце.
– Вы были не в себе.
– Все равно. Знаешь… – на мгновение он отвел глаза, а потом снова посмотрел на Ксандера в упор. – Я правда не знаю, как отменить Клятву. Но поверь мне, если бы знал, я бы снял ее еще с Аниты. И с тебя. – Он чуть поджал губы, что вышло у него совсем как у дона Фернандо. – И пусть бы это обнаруживало чью угодно слабость. Мы сдали свою страну, куда уж слабее, а сейчас, когда на кону…
– Святая Мария!
Они оба подскочили от этого крика, а Фелипе еще и рванулся наверх, прыгая через ступеньки, отчего вскоре нога его подвела, но не подвел Ксандер, вовремя догнавший и не давший упасть. Белла, бледнее беленой стены, немо указала им в окно, и оба они послушно туда посмотрели.
К маяку подходил корабль.