Матросы по ту сторону доски расступились, давая место ему спрыгнуть, что он и сделал, оказавшись лицом к лицу с капитаном и не глядя по сторонам, как не глядел вниз, идя по доске. И все равно он видел слишком много: холодный пот на мертвенно мерцающих лицах и мертвые глаза. И от всего, от дерева и полуистлевшей ткани, от матросов и даже, казалось, от спокойного, словно нарисованного моря веяло сладковатой, тошнотворной гнилью.
Капитана он узнал сразу: тот походил на его отца и дядю так, словно был им третьим братом.
За его спиной скрипнула доска, и капитан, все еще безмолвный, перевел взгляд туда, через плечо Ксандера. Ксандер обернулся – и увидел, как по доске идет Белла.
Сюда. В гниль, смерть и жизнь в смерти.
Он было крикнул ей, чтобы поворачивала назад, но сообразил, что ей и так трудно, а от внезапного окрика она может и поскользнуться. Сам по себе борт корабля был не так уж высок, но он не мог бы сейчас поклясться, что внизу настоящая вода, что и море не пропиталось гибельными миазмами. Ему оставалось только, онемев, смотреть, как она ступает, осторожно, но твердо, расправив плечи с болезненным усилием, и тоже очень, очень старается не смотреть вниз.
Уверенность оставила ее только в самом конце: она замерла на краю доски, с сомнением глядя на палубу – и тут капитан вдруг шагнул вокруг Ксандера и подал ей руку.
Ксандер автоматически подал ей вторую.
Она приняла обе, вежливо кивнув мертвому.
– Благодарю вас.
– Иберийская учтивость, – хрипло усмехнулся капитан. – Есть то, что не меняется, э, донья?
– Исабель Альварес…
– …де Толедо, – закончил он, – оно и ясно. Альба тоже не меняются, даже внешне. Кровь всегда скажется. Как морское течение. Только несет не тепло, а проклятие. Так?
Ксандер краем глаза увидел: матросы так и застыли, как механические игрушки, у которых кончился завод. Только глаза смотрели прямо перед собой, а значит, на них. Неотвратимо. Из-под этого ледяного обстрела хотелось поскорее уйти.
– Вы не представились, – упрекнула Белла. Холодно.
Постаралась, видимо, сделать голос под стать этих глаз. Могла бы и не стараться – живые всегда теплее, а тем более проклятые огнем.
Капитан – высокий, крепкий, даже немного грузноватый – изобразил на этом поклон. Очень такой учтивый и низкий – такой, каким полагают вежливый поклон те, кто не выбирался из портов.
– Капитан Хендрик ван Страатен, дорогая донья. Первый из ван Страатенов, как этот парень – пока последний.
Она нахмурилась. Держалась она хорошо, с прямой спиной, величественной поступью, и как раз пошла вперед. Только вот пальцы Ксандера сжала крепче, чем того требовал этикет, а когда в вышине и непроглядном предутреннем тумане скрипнула мачта, вздрогнула.
– Первый? Но разве не принц Филипп…
– Филипп был мне прадедом. – Капитану, похоже, нравилось ее прерывать, но тон у него был светский. – Мы держались наособицу от остальных родичей, только имя носили свое. Но меня потянуло море, а адмирал де Рюйтер не любил Оранский дом. Что поделаешь? Я пошел юнгой и назвался ван Страатеном. И повоевал, и попиратствовал. От души.
От души же он и улыбнулся. Белла отвела взгляд.
– И был проклят, – сказала она.
– Только не совсем за это, – ухмылка стала шире. – В те времена к моему кораблю просто так не подходили. Красавец, а?
Он по-хозяйски погладил штурвал, и Белла механически протянула руку тоже, но отдернула, не коснувшись.
– Я его увел, после боя. Эти дураки хотели его разломать, но я не бросаю раненых товарищей, тем более славных. Переименовал и долго смеялся: у нас с ним у обоих настоящие имена были позвонче новых, зато у новых слава шла уже дурная. А еще нас обоих сочли мертвыми, когда мы были еще живы.
Ксандер вгляделся в штурвал, где высечено было то, другое имя. Потер дерево, опасаясь, что оно осыпется или осядет осклизлой грудой, но нет – штурвал остался цел. От этого названия, от понимания этого названия ему стало еще холоднее, как если бы из могилы легендарного воина подняли упыря.
– «Семь провинций»!
Мерцающие глаза капитана остановились на нем.
– «Летучий голландец», парень. Только так.
Ксандер кивнул.
– Да, прокляли меня не тогда, – капитан развернулся к Белле. – Новые имена, дорогая донья, скрывают и от врагов. И знаешь, что было весело, парень? Топить галеоны, не боясь Приказа. Сотни и тысячи душ шли ко дну, и никто не знал, как остановить капитана ван Страатена!
Он хлопнул Ксандера по плечу.
– Мы с тобой трижды прокляты, парень. Трижды. В нашей крови тройное проклятие, и будь я проклят в четвертый раз, если знаю, как снять первое. Но второе – это проще. Это сильно проще. Кто же думал, что она!..
Он смотрел в упор на Беллу, будто она и была его давним врагом, и та даже отпрянула невольно, но потом сжала кулаки – обвисшие складки мокрой юбки скрыть их уже не могли.