– Я поняла, – сказала она ясно и четко. – Донья Беатрис, да? По нашим хроникам, она отплыла с женихом из Фландрии, но так и не пришла домой. Ее взял на борт корабль, быстрее и страшнее которого нет, – она положила руку на штурвал с грозным именем, – и хозяин морей убил ее жениха, а ее хотел взять насильно, и она перед смертью его прокляла!
Капитан расхохотался.
Этого Ксандер не ожидал. Не ожидала и Белла – она отшатнулась назад, поскользнулась на влажной, словно потеющей палубе, и упала бы, не ухватись за штурвальное колесо.
– Снасильничать? – даже мертвые, его глаза были дерзки. – Это с чего бы? Отродясь не заглядывался на ибериек. Нужна она мне была, как же, жен у меня в каждом порту. Немного не так все было. Но если уж мы сказками обмениваемся, сейчас расскажу.
Он достал из кармана трубку и тщательно ее набил.
– Началось все так, как ты говоришь, донья. Я собирался в Атлантику, плыть к мысу Доброй надежды, и не пустым же мне идти, верно? До Байонны со мной подрядились идти пара торговцев, заплатили они полновесной монетой, и я тогда был в добром настроении. И тут она, точнее, они оба: парень и девка, и от обоих иберийским духом несет за милю. Но по-своему они были учтивы, и не так уж много просили: отвезти их в Кадис. А мне что? Гибралтар я бы ради них проходить не стал, а Кадис – это можно. Пираты там промышляли, это да, но не мне, хе-хе, их бояться, как и зимних штормов.
Он посмотрел на трубку, подумал и спрятал ее в карман.
– Плывем мы так день, два, уже у Байонны оставили меня мои торговцы, потеплело, и стала наша девица выходить на палубу почаще. Что парень – ей жених, а то и муж, было и так ясно: отродясь бы донья не поехала со случайным попутчиком, а что не брат, тоже понятно – очень уж они миловались. И вот выхожу я как-то ввечеру прогуляться, а парень ей звезды, видите ли, показывает. Я тоже забавы ради прислушался, хотя чего он мне нового бы открыл? Но девица охает, ахает, смеется, а потом – оп – и тянется сама, указывает на звезду какую-то. А на пальце ее кольцо горит, куда как ярче той звезды!
Перед Ксандером как живой встал портрет в галерее Альба: девушка, строгая и грозная, похожая на Беллу, как сестра, и между ее полусомкнутых пальцев – свет, лучистый и яростный. Он глянул на Беллу – та стояла немо, пожирая капитана глазами и наверняка вспоминая то же самое.
– Я никогда не колебался, когда удача мне улыбалась. Послал ночью ребят схватить обоих и доставить мне на рассвете, а как доставили, так ей и сказал, мол, хотите, чтоб ваш возлюбленный жил – выполняйте мои условия. Думал, она плакать и умолять будет, но не на такую напал – головы она не потеряла и по условиям моим все поняла.
Налетевший ветер поиграл выбившейся из косы Беллы прядью, бросил ее на штурвал. Капитан небрежно отцепил ее от щели, куда прядь попробовала забиться.
– А как она первое слово сказала, я уже все понял и тут же ее молодчику нож к горлу приставил. Хочешь Приказывать? – говорю. – Давай. Только ты слова не договоришь, как его не станет. Будешь и дальше упрямиться, и тебя зарежу, охнуть не успеешь.
– А она? – почти прошептала Белла.
– А она не поверила, – поднял бровь капитан. – И зря. А суженый ее поверил и решил героем стать. Тоже, к слову, зря.
Он помолчал, глядя себе под ноги, туда, где, должно быть, века назад лежал в луже крови молодой ибериец.
– Она и тут рыдать не стала. Смотрит на него, не отрываясь, глаза сухие, лицо белое. Вдруг дернулась – парни ее выпустили, думали, к мертвецу кинется, а она прыжком одним на перила и смотрит уже на меня. Проклят, говорит, проклят ты и проклят.
Ксандеру вспомнилась Летисия – единственный малефик, какого он знал, если, конечно, то, что про нее говорили, было правдой.
– Но у вас же нож, да и…
– Рехнулся? – почти весело сказал капитан. – Я не то что резать не стал, я молился, чтобы какая волна не случилась, чтоб не вовремя ее не смыло. Учти, внук: если человек успел начать проклинать, дай ему закончить. У всякого проклятия есть условие, и говорят его в конце. Ты хочешь жить проклятым, не зная, как освободиться?
Ксандер, который убил столько месяцев на то, чтобы нащупать хоть какую ниточку в запутанной Клятве, был вынужден отрицательно мотнуть головой.
– И она договорила? – подала голос Белла.
– А как же. «Вечно будет скитаться по морям твой корабль, и вечно будет стоять у руля капитан ван Страатен, хозяин морей, но море будет твоим тюремщиком. И будешь проклят ты, убийца и предатель доверившегося, пока другой добровольно и по праву не снимет с тебя твою ношу. Не ступить тебе и никому из твоих сообщников на землю, но раз в семь лет может подойти корабль к берегу, чтобы надежда, не сбываясь, никогда не умирала».
Капитан опять умолк и погладил штурвал.
– А потом? – нарушил молчание Ксандер.
– А потом, внучок, она прыгнула в море, и тут-то дело стало совсем плохо, потому что проклятье, скрепленное смертью – это уж вернее не бывает. Вот и вся история, донья.