Молчание воцарилось вновь – только скрипел старинный корабль, и мерцал безжизненным светом опустившийся на него туман, и бесстрастно и неподвижно стояли моряки. Она била по ушам, эта мертвенная тишина, и Ксандер до боли вновь сжал свой компас, ища тепла среди этой безнадежной тоски.
– Я знаю, что нужно делать, – сказал он спустя долгие мгновения, и эти слова показались ему самому чужими, будто кто-то другой овладел его разумом и телом, а он, Ксандер, слушает со стороны. – Я знаю.
Он посмотрел на Беллу, единственную, кроме него, живую на этом борту. Посмотрел сквозь туман – туда, где еще тревожно горел маяк, где еще сияли окна его дома, где мирно спал городок, не подозревая о перипетиях этой ночи. Где-то там его ждали друзья. Где-то там на него надеялись земляки. Где-то там за него молились родные.
– Я останусь вместо вас, – сказал он в эту тишину.
– Нет!
Он вновь перевел взгляд на Беллу. Она вся дрожала, но от страха или от гнева, он понять не мог.
– Сеньора, вы сами слышали. Важно, чтобы у руля был ван Страатен и хозяин морей. Это моя кровь и мой дар, значит, выходит, что и мое право.
– Ты мой вассал, – отчеканила она. – Ты не можешь так собой распоряжаться. Я не хочу тебя терять и не буду.
Он обнаружил, что в нем воюют злость и смех. Вот оно что. Сеньоре не хотелось терять игрушку. Понятное дело: он – последний в своем роду. На этом его догнала и другая, очень соблазнительная мысль, но додумать ее он не успел: Белла еще не закончила.
– Если ты будешь упрямиться, я Прикажу!
– Я бы не стал, – предупредил капитан так, будто речь шла о намерении устроить увеселительную прогулку в день, когда обещан дождь. – В прошлый раз на моем корабле это плохо закончилось.
Белла умолкла, изучая Ксандера так, будто видела впервые: прищурившись, чуть наклонив голову набок. Он собрался с духом. Если так важно было успеть сказать нужные слова, он должен успеть.
– Ты понимаешь, что уйдешь вместе с кораблем? Не говори только, что это лучше Клятвы!
– Не скажу, – признал он, потому что и в самом деле такое было бы глупо. – Но я должен, сеньора. Даже самое страшное преступление должно иметь конечное наказание. Мой предок, – он чуть поклонился капитану, – предал и убил того, кто ему доверился, но он уже века как наказан. Я… я не могу. Это уже не справедливость. Это уже не правда.
Рядом с ним капитан усмехнулся и снова хлопнул его по плечу. Ксандер снова огляделся, думая, что пора начать привыкать, и обнаружил, что матросы, оставив свою безжизненную неподвижность, как один повернулись в его сторону. Им он помочь не мог, и в их глаза смотреть – тоже, но если можно вырвать хотя бы одного из ада, это сделать нужно.
– Ты прав, – вдруг сказала Белла.
Не веря ушам, он враз забыл и про матросов, и про туманную жуть корабля, и про пристальный взгляд капитана, и даже про родной берег, с которым ему предстояло проститься.
– Что?
– Я сказала, что ты прав, – повторила она. – Это несправедливо. Но и то, что ты возьмешь на себя вину другого, несправедливо тоже.
– Все говорят, что я король, – невесело хмыкнул он. – Если так, то это как раз дело по мне.
– Во-первых, ты еще принц, – отрезала она. – Но вот кто ты точно, так это мой вассал. Ты мне обязан послушанием, – на этом ее лицо стало очень скептическим, – но я тебе обязана защитой. Иначе это фарс, а не вассалитет.
Ксандер, который и так давно считал Клятву если не фарсом, то извращением, возражать не стал.
– Поэтому мы поступим иначе. – Она повернулась к капитану, бледная, как донья Беатрис из его рассказа, и такая же решительная. – Я, Исабель Альварес де Толедо…
Капитан почти беззвучно захихикал, и Ксандер почувствовал, что еще немного, и засмеется и он, таково было безумие этой ночи. Белла и бровью не повела.
– …выслушав обстоятельства дела, не могу осудить ту, что прокляла вас, капитан. Она была вправе взять жизнь за жизнь. Но она же была и неправа, и неправедна – Ксандер… ваш потомок и мой вассал тут сказал верно. Поэтому властью моей крови и наследного права на суд я по доброй воле прощаю вас и ваших сообщников.
Хихиканье оборвалось, как струна. Капитан смотрел на нее, как будто с каждым ее словом из него вытекала жизнь, и сейчас он очень походил на своих матросов.
– Я имею право карать и миловать, и я делаю это добровольно, – тут она запнулась, – значит, это поможет?
– Если вы принимаете наследство, – отозвался капитан, и на этот раз в его голосе не было ни издевки, ни простонародного говора, – то примите его целиком.
На его ладони лежало кольцо. Простое кольцо с крупным камнем, размером с нижнюю фалангу самого длинного из ее пальцев. Камень мерцал – мертвенным светом гнилушек, гнилым светом проклятого корабля.
Белла коснулась его так, будто оно могло ее ужалить, но коснувшись, руки не отвела, не отдернула, а осторожно и бережно взяла его, как будто оно было хрупким и могло сломаться или растаять. Немо и зачарованно она баюкала его в ладонях, как раненую птицу, и Ксандер видел, своими глазами, как в ее пальцах его свет меняется, теплеет, разгорается, пока на него не становится почти больно смотреть, как на солнце.