Король русалочьего моря

Ван Страатены хотят того же… может быть, не все, кто-то из них был бы не прочь, чтобы Фелипе не нашёлся, но таким результатом им удовольствоваться придется – как и Альба, всего они не получат, это никому не дано. А вот чего они хотят – это чтобы пропажа обнаружилась, но каким-то чудом – без тех, кто пропажу устроил. Своих не подводят, это она по Ксандеру узнала достаточно.

И сделать это чудо может только Ксандер, решила она, открывая сарай. Если будет знать, что должен его совершить – но это уже её дело.

Прижимая левой рукой к себе велосипед, она на мгновение зажмурилась, вспоминая всю теорию мэтра Баласи. Перед её мысленным взглядом то медленно, то с нетерпеливой резкостью, но стали возникать черты символа – так, церковь, она помнит церковь, нет, не то, про неё известно не так много – кафе, да, так лучше: вход в кафе, где они так долго стояли. Так.

Она распахнула глаза и нарисовала символ на двери сарая – четко, но быстро, чтобы не успела дрогнуть рука, а когда он запылал живым холодным милориевым светом, припечатала его ладонью, распахивая и дверь – прежде, чем засомневаться.

Дверь кафе была не заперта, и она чуть не провалилась в темноту, споткнувшись о порог. Торопливо сжав звякнувший звонок велосипеда, она осторожно прислонила его к кадке снаружи и заглянула внутрь. Внутри всё было тихо и темно: если хозяева и жили здесь, над своей кофейней, то уже наверняка спали.

«Два места – кофейня и кабак… там спуск к каналам».

Здесь было слишком глухо для явочной квартиры, и на неё вдруг накатила холодная усталость. Где были эти самые каналы, она даже вообразить не могла. Нет, будь у неё в распоряжении много часов, она бы попробовала их найти – в этих подземных улицах текли заточённые речки, а все речки в Нидерландах были плоть от плоти Рейна, но одно дело – смутное чутье, что что-то такое тут есть, и совсем другое – найти вход. Реки, в каких бы родственных отношениях с ними ни находиться, не имеют свойства общаться человеческим языком.

Она успела обругать себя последней дурой за то, что не догадалась договориться с Ксандером и его невольными проводниками о внятном месте встречи, когда в глубине кафе, вдали, словно бы из-под земли, мелькнула светлая тень от фонаря.

Пробираясь наощупь и стараясь не опрокинуть какой-нибудь стул, она осторожно, шаг за затаенным шагом, стала красться туда, откуда мелькнул свет. Тот почти уже исчез, оставив по себе едва намек, но этот намёк вел куда-то вниз – подвал? Погреб? Поколебавшись секунду, она стала спускаться, держась за всё более потеющую влагой стену, пока не оказалась – нет, не в погребе, а в каменном коридоре, оказавшемся – в замеченном ею призрачно-теплом свете – частью непонятного ей пока лабиринта.

– … считаешь Райнхарда нормальным?

Услышав этот хриплый, тихий, будто сорванный голос, Одиль вжалась в тёмный угол, благословляя свою худобу и надеясь, что незнакомцы пройдут мимо. Их и видно не было – только тени в отблесках пламени, то ли от факела, то ли фонаря – но одно утешало: они не были иберийцами, никто её не опередил: говорили они на галльском.

– А почему бы нет? – ответил второй – мелодичным, почти певучим красивым тенором, хоть заслушаться. – Знаешь, как-то мы ехали с ним… ещё Вальтер с нами… и он сбил олененка – так видел бы ты, как он его нежно занес в машину, как поднял среди ночи лучшего ветеринара, а потом упросил меня остаться – дескать, всё видит глаза бедняги, пил до утра…

– Уверен, Вальтер это ещё распишет в мемуарах, – сухо вставил хриплый. – причём с собой в главной роли.

Второй рассмеялся – искренним, весёлым, молодым смехом, особенно гулким и отчего-то страшным в акустике каменных сводов.

– Уверен, что да! И всё-таки я люблю Райнхарда, – тевтонские имена он выговаривал четко и без акцента, как будто в нём на них просыпался немец. – Он ещё много сделает, вот увидишь.

– Скорее угодит под пулю. Где-нибудь в Варшаве… или Праге?

– Угодит – пошлю на похороны венок, – равнодушно отозвался тенор.

Они уже уходили, эти двое, и Одиль, которая до того мечтала, чтобы они так и прошли, не заметив её, рискнула пошевелить ногой: в ступню пребольно впивался какой-то камень.

– Ну да это неважно. Куда теперь?

Они завернули, должно быть, за угол, унеся с собой и остатки света, и последние отголоски, и она напряжённо вслушалась в темноту, надеясь уловить последнее, а потом даже непроизвольно шагнула следом.

– Дали! – вдруг прошипел над её ухом Адриано. – Ты куда?

От острого облегчения у неё чуть ноги не подкосились.

– Нашлись, – прошептала она в ответ, вглядываясь ему через плечо – но там была видна только Флора. – Я вас предупредить, еле успела вперед всех. А где остальные? Вы нашли Фелипе?

– Мы – нет, – признался брат. – Они – может быть, мы же разделились, они на каналах…

– Здесь тоже вход вниз, к каналам, – уточнила таким же шелестящим шепотом Флора. – А кто это был?

– Понятия не имею, – призналась Одиль, поставив пострадавшую от камня ногу на носок и осторожно разминая. – Галлы, вроде.