Король русалочьего моря

– Они сдаются, Генрих, – отозвался он. – Мне только что сообщил Штудент.

Генрих поднял безупречную бровь.

– И ты хочешь мне сказать, что намерен закрыть глаза на дерзкий вызов Рейху?

Командир немецких асов пробормотал что-то отрицательное. В глаза Генриху он не смотрел, и это, с точки зрения Эрнста, было очень правильно.

– Они взорвали мосты, – продолжил Генрих спокойно и почти весело, – они уже три дня как сопротивляются, несмотря на все предложения. У меня срывается рывок на запад, Герман, и я этого не допущу, ты слышишь?

Титулованный морфинист по-бычьи мотнул побагровевшей шеей – краска ещё не разлилась на лицо, и Эрнсту вспомнилось, как они как-то достали из петли… как же его звали-то, их молодого улана?

– Можно подумать, ты один рвешься к Парижу!

Генрих сощурился, и свет ламп отразился в этом прищуре очень нехорошим блеском.

– Никто из вас, – сказал он очень тихо и очень отчетливо, – и вполовину не хочет ворваться в Париж так, как я. И я напомню тебе, Герман, что ты и сейчас бы не мечтал об этом, если бы не мы. И Францию ты не получишь, хоть сбрось на неё все свои бомбы, если этого не захотим мы.

– Вы обещали нам Францию!

– Мне напомнить тебе, что обещали вы?

Минуту они буравили друг друга глазами, и наконец немец снова мотнул головой – точно как бык, снова подумалось Эрнсту, только уже подчинившийся и готовый вновь волочь ярмо.

– Я всё помню, – мрачно буркнул он.

Тут один из местных адъютантов, которых Эрнст на лицо отказывался отличать, решил, что пришло время напомнить о себе, и приблизился, почтительно щёлкнув каблуками. На Генриха он при этом косился, как кровный скакун на волка.

– Генерал-фельдмаршал, – вполголоса напомнил он, – Лакнер и Хёне уже в полете, и если…

– Так и пусть летят! – прорычал его начальник. – О чём думает Кессельринг?! Пусть превратят этот чертов город в хлам! Слышите? В хлам! Почему вообще мы с ними цацкаемся, скажите? Твои люди на границе готовы, Генрих?

Генрих, от которого особенного ответа не требовалось, только улыбнулся и кивнул, а потом, пока фельдмаршал продолжил распекать подчиненных, сделал несколько шагов к Эрнсту, протянув ему руку. Эрнст её с удовольствием пожал.

– Как вы их выносите, дружище? – поинтересовался Генрих, стряхивая с рукава несуществующую пылинку. – Хотя бы этого, опиумного. Или он уже на героин перешел?

– Перешел, – кивнул Эрнст. – Выношу как-то. Этот ещё не из худших, военный… кстати, ты знаешь, что он объявил себя потомком Людовика Святого?

Генрих расхохотался – ровно в тот момент, когда очередной подскочивший секретарь начал рапортовать, и внимание фельдмаршала окончательно перешло в безопасную для начальственных излияний сторону. Эрнст прислушался.

– Хёне отвернул, – сказал он негромко, и смех Генриха оборвался.

– А Лакнер?

– Этот – нет. И у него то ли шестьдесят, то ли семьдесят бомбардировщиков. Справятся.

Глаза Генриха блеснули.

– Спасибо, дружище. Герман! Скажи им, если они тебя ещё слышат – пусть бомбят центр! Я пошёл!

Он торопливо снова сжал руку Эрнсту и бросился к двери: Эрнст едва успел увидеть из-за его плеча, как полыхнул символ, и Генрих уже был таков.

***

В кои-то веки, подумалось Ксандеру, даже мысль об иберийском лете его не огорчает.

Он сидел на своей кровати, оглядывая уже собранные вещи, и наблюдая, как носится вихрем Адриано, собирая свои. Периодически друг на что-то натыкался, что-то бормотал, что-то перепрятывал из одной сумки в другую, вскидывался с невнятным вопросом и вновь углублялся в сборы, не ожидая ответа.

Ксандер отвечать и не пытался: он наслаждался непривычным чувством покоя. Не счастья, не облегчения, не веселья – а умиротворенного покоя, тёплого, как майский ветерок из окна.

Из окна же – точнее, из соседнего окна – доносились голоса Беллы и Одили. Судя по интонациям, собирались они сосредоточенно и тоже вполне спокойно, и можно было ожидать, что к назначенному сроку не опоздают.

Главная сложность, как и в их с Адриано случае, была в том, что в Трамонтане предстояло оставить часть вещей – не было смысла тащить домой то, что не понадобится раньше осени, и сортировка того, по чему точно не предстоит заскучать, занимала куда больше усилий, чем собственно упаковывание.

Ксандеру было почти всё равно. Лето представлялось ему мирным и беспечальным – уже договорились, что и Одиль с Адриано от души погостят в Иберии, и получено было – почти получено – согласие на поездку в Венецию, и похоже…

– Ксандер?

На удивление, это оказался не кто-то из их однокурсников, периодически заглядывавших, чтобы проститься перед каникулами, а огневичка Грета.

– Добрый день, – Ксандер встал на ноги прежде, чем успел об этом подумать: сидеть, когда она стояла, было всё-таки неприлично. – Адриано тут, если ты к нему.

Приятель как раз уже несколько минут как возился в гардеробной, но тут высунул из неё голову, неопределённо ей мотнул при виде гостьи и скрылся вновь.

– Нет, я к тебе. Господин ректор послал тебя разыскать.