Как бы мягко их ни опустило вниз, в воду они всё-таки плюхнулись. Не сильно – прилив и в самом деле уходил, – но по колено. Другое дело, что Белла не обратила на это ни малейшего внимания: она кивнула, торжественно надела кольцо на палец и подобрала юбку. Всё молча. И так же молча, и в полном согласии, они наконец вышли из воды и ступили на твердую землю.
– Ксандер!
Адриано налетел на него, как вихрь, и порывисто сжал в объятиях – так, что Ксандер охнул: у него мало не затрещали ребра.
– Наконец-то!
За ним по пятам бежала Одиль; на мгновение её холодные ладони обхватили голову Ксандера, она заглянула ему в глаза и поцеловала в лоб, и тут же отпустила, чтобы обнять Беллу.
– Всё в порядке, – вполголоса проговорила она. – Дон Фелипе приковылял час назад. Мы уже всё передумали! И – и «Голландец»!
– Всего так не расскажешь, – Ксандер даже рассмеялся.
– Дай отдышаться, всё расскажем, – пообещала Белла.
Одиль сейчас сжимала её руки, и Ксандер увидел – она почувствовала новое кольцо, глянула на него, потом, испытующе, на Беллу – и кивнула, когда та чуть повела подбородком – не сейчас, мол.
– Пошли тогда, пошли внутрь, – Адриано поёжился, слегка; Ксандер бы и не заметил, если бы венецианец не обнимал его за плечи. – Ветер воет, слышишь?
Ксандер в недоумении оглянулся, и увидел, как Белла сделала то же. Ветра-то и не было: так, едва легчайший бриз, едва касавшийся кожи, как будто безупречно чистое, наливающееся дневной голубизной небо просто дышало. Он взглянул на Одиль – та чуть пожала плечами.
– Не слышу, – признался он. – Ветра-то нет, какой вой?
– Ну, может, это сирена. У вас тут есть сирена? Не те, морские, а когда сигнал тревоги.
– У нас только маяк.
Все четверо, как по команде, посмотрели на маяк, но даже тот не то что не выл, а теперь даже не светился. Адриано покраснел.
– В самом деле, пойдем, – пожалел его Ксандер, у которого на душе всё пело, а не выло, как, впрочем, и в ушах.
Он уже видел, как у вышедшего во двор Лукаса выпали из рук вилы, видел, как на крыльцо выбежала кормилица Лотта, всплеснула руками и кинулась обратно в дом; мог вообразить, какой переполох подняла она своим известием. Видела это и Белла, которая вдруг остановилась и торжественно сказала:
– Мы сняли проклятие «Голландца».
Адриано и Одиль замерли как вкопанные.
– Как? – выдохнул Адриано.
– Я его простила, – сказала Белла просто и восторженно. – Он был проклят за убийство невинного, доньей Беатрис, и её смерть скрепила проклятие. А я простила – от имени нашего рода. И приняла её наследство.
Она повернула ладонь так, чтобы стал виден камень. Сейчас он был спокойным – зелено-золотистым, сияющим, как солнце сквозь листву.
– Красота, – выдохнул Адриано.
– Мы видели, как корабль растворился, – сказала Одиль, смотревшая на кольцо задумчиво, будто на математическую задачу. – Но не знали – может, он всегда так…
– Без Ксандера я бы не смогла, – неожиданно для него сказала Белла. – Он мне открыл туда дорогу. Только он и мог.
– Но снять проклятие могла только ты, – не мог не ответить на это он.
Она всё так же внезапно улыбнулась.
– Выходит, мы квиты!
– В расчёте, – подтвердил он.
Из дома уже выбегали: первой – Анна, кинувшаяся к калитке и там замершая, обнимая столбик забора; вторым – его дядя Герт, срывающий с носа очки, рядом с ним – дон Алехандро, и следом – его мать. Тут же раздался визг, и маленьким вихрем на крыльцо выбежала Пепе, промчалась мимо матери и врезалась прямо Ксандеру в ноги. Он подхватил её на руки, и она немедленно его расцеловала.
– Мы видели «Голландец», – негромко сказала Анна.
– «Голландца» больше нет, – сказал он ей и улыбнулся. Ему хотелось упасть и проспать вечность – или не спать больше вообще никогда. – А где дон Фелипе?
– В доме, обсушивается, – сказала она, и не больше того, но в её глазах тепло светилась благодарность – едва ли не ярче, чем кольцо на руке Беллы. – Дон Франсиско уехал, а Фелипе и дон Алехандро остались.
– Чтобы удостовериться, что на этот раз я всё-таки вернусь? – подала голос Белла, до этого тихонько перешептывавшаяся с Одилью. – Могли бы и не сомневаться, у нас же выпускной бал!
– С тобой, моя девочка, – отозвался дон Алехандро, первым спустившийся с крыльца, чтобы обнять её, – ни в чём нельзя быть уверенным.
Она рассмеялась, и Ксандер едва не последовал её примеру, но взял себя в руки: смеяться в тон сеньоре, подставляя лоб материнскому поцелую, было бы чревато. Впрочем, даже его строгая мать тоже его обняла, крепко и ласково. До «Голландца» он бы многое ей сказал, но сейчас это всё казалось неважным. Поэтому он обнял её в ответ, вдыхая глубоко её запах и с радостью чувствуя, как их обоих обнимает отец.
– Бал завтра, – услышал он голос Одили.
– И ведь точно! – едва не пропела Белла. – Тогда – тогда мы же можем уехать завтра, верно, дядя? Ведь если…
– Мы сможем съездить за тюльпанами! – поддержала Пепе, для верности подёргав Анну за юбку. – И самолёты! Тут такие самолёты пролетали, Адриано!
Ксандер, поднявший голову от материнского плеча, увидел, как взрослые переглянулись.