– Одна из Альба пропала-таки, – заметила Одиль, проверяя тетиву, как струну.
Адриано аж подскочил.
– Пропала? Правда?
– Донья Беатрис, – отчеканила Белла, – точно пропала не потому, что её куда-то увел капитан ван Страатен. Он тогда и проклят-то не был, если что.
Она говорила очень спокойно и убежденно, не глядя ни на Адриано, ни на Ксандера, а только на Одиль, и та решила её поддержать.
– Можно подумать, – сказала она Белле в тон, только добавив иронии совсем чуть-чуть, на волос, – в семнадцатом веке во Фландрии иберийская грандесса без проклятий и кораблей не могла пропасть.
Адриано не так важно было настоять на своем – огорчение от разлетевшейся вдребезги байки того не стоило.
– Тоже верно, – согласился он. – Тогда чего он хочет? Сандер?
– Откуда мне знать, – чуть удивился Ксандер. – Может, посмотреть на дом, когда можно. Но к берегу он не подплывает. А к нему подплыть нельзя.
– Пробовали? – тут же загорелся венецианец.
– Пробовали, – кивнул Ксандер, и по будничному его тону даже Адриано, похоже, окончательно понял, что истории тут не получится, и притих.
– Слушайте, – сказала Белла, лениво наблюдая за тем, как Одиль, прищурившись, выцеливает мишень – единственную, похоже, которую ещё не убрали внутрь. – А кто-нибудь знает, что у нас будут за гадания? До Рождества-то уже недолго осталось.
Ксандер машинально нащупал в кармане свой ребис. Камень трогать было приятно: он словно искрился наощупь и, несмотря на свой алый цвет, был прохладным – причём не тяжёлым холодом камня, а словно зачерпнул в ладонь свежей воды. О том, чтобы что-то с ним делать, думать было немного даже страшно, словно оперировать на живом существе.
– Я знаю, – с готовностью отозвался Адриано, старательно чертивший на песочной дорожке палочкой символ.
С легким гудением распрямилась тетива, и стрела ушла в полёт – чтобы войти с безупречной точностью в красный кружок. Ксандер показал обернувшейся Одили оттопыренный большой палец, а Белла поаплодировала. В деле боевых искусств они с Одилью были диаметральной противоположностью: Белле катастрофически не давался лук, а на Одиль со шпагой в руке даже снисходительный Ксандер не мог смотреть без слёз. Зато сеньора, надо было признать, неплохо справлялась с клинком, и им ещё предстояло увидеть мишень, которую Одиль бы не поразила. Впрочем, надо было отметить, что сейчас она и не рисковала: например, эта стояла от них на расстоянии, на котором бы и Ксандер попробовал.
– Очередная прелестная старшекурсница? – фыркнула Одиль.
Адриано не смутился.
– А как же. Завидуешь?
Худое плечико Одили презрительно дёрнулось.
– Было бы чему.
– Да уж есть чему, – ухмыльнулся её брат. – В общем, она так сказала, мол, в ночь Зимнего солнцестояния…
– Не в Рождество?
– Будешь прерывать – будешь сама рассказывать, Белла. Да, так в ночь Зимнего солнцестояния, когда волки выходят из леса справлять мессу по убитым зверям…
Ксандер глянул на Одиль, которая слегка закатила глаза. Мессу по своим убитым собратьям лесные жители справляют в ночь святого Филиппа, это-то знали все, ведь в эту ночь – Ксандеру это ещё кормилица Лотта рассказывала – ни один человек не смеет выйти из дома, а все колокола не бьют, а стонут и шелестят как листья под лапами. Ночь святого Филиппа должна была, кстати, быть через два дня, задолго до зимних праздников; фламандец мимолетно подумал, стоит ли и в долине Трамонтаны запираться в домах, как стемнеет. Но Адриано был готов вплести в свои рассказы, что на ум пришло, лишь бы в строку, и нарушать его вдохновение было себе дороже.
– … в эту ночь, самую долгую ночь, когда силы тьмы правят миром, – уже почти завывал Адриано не хуже тех волков, – каждый из нас должен посыпать солью порог и подоконники, и взять свой камень, и положить под подушку, а как пробьет полночь – закрыть глаза и уснуть. И в колдовском сне придет нам истинное видение того, как должно обрам…
– А соль-то зачем? – не выдержала Белла.
– Для красоты, – огрызнулся Адриано. – Ты хочешь знать или нет?
Белла примирительно подняла руки.
– … должно обрамлять наш камень, – с нажимом сказал венецианец, пробуравив её строгим взглядом. – Ибо есть в нём сила, и будет она нас хранить как личный артефакт, если прислушаемся мы к судьбе и примем её совет. – И немного буднично добавил: – Вот.
– Воистину глубины тайного знания открыл ты нам, о брат мой и прохлада моих глаз, – отозвалась Одиль, снимая тетиву с лука. – Особенно учитывая, что эту ценнейшую информацию, за минусом подушки, мы уже с Тосантоса знаем.
– Зато как рассказывает, – не удержался Ксандер.
– Ну и что, – слегка надулся последователь Шехерезады. – Моя старшекурсница вообще не о том думала, если хотите знать. Я и этого-то от неё добился еле-еле.
– А о чём же она думала, о свет моих очей? – поинтересовалась его сестра. – О твоих несравненных достоинствах?