"Король" с Арбата

— Ты что улыбишься? Чего вякаешь?— шутит он.— Дядя Карасев,— заорал вдруг Жиган.— Вот она нога-то! Перевязанная! Левая!

— Верно,— радуюсь я и показываю ногу.

И вдруг стало очень тихо. Все на меня смотрят, дядя Карасев сверху задумчиво кашлянул в кулак:

— Ну-ка, парень, лезь сюда.

— Лезь, лезь,— подталкивают меня с боков. Бахиля на перекладину подул, рукой пригладил:

— Прошу вас, король. Называется — эшафот.

Я поднялся. Дядя Карасев руку подает, хмуро просит:

— Ступи-ка ногами здесь. Я ступаю.

— Те-а-ак,— вдруг суетится участковый.— Теперь вот здесь ступи.

— Похоже?— спрашивают снизу.

— Ну, слезай, парень,— вздыхает дядя Карасев.— Пошли. Участковый тянет меня за руку через толпу.

— Алешка? Господи ты боже мой.— Это голос тети Дуси.

— Я так и знал.— Это говорит Ларискин отец. И еще я слышу за спиной гитару.

— Гражданка Филимонова,— оборачивается дядя Карасев,— никого близко не подпускать. Продавца направьте в отделение.

Дежурный по отделению милиции надел фуражку, слушает доклад дяди Карасева. Кажется, наш участковый говорит очень громко, а я ничего не слышу.

— Садись,— предлагает дежурный.

— Садись же,— подталкивает меня дядя Карасев.

— Ну, на крышу ларька лазил?— улыбается дежурный.

— Лазил,— говорю я.

— Когда?

— Ночью.

— Ах, ночью,— почему-то радуется дежурный.— Значит, темной ночью?

— Темной,— соглашаюсь я.

— А зачем?

— Не скажу.

— Ах, не скажешь! Очень интересно.

— На шухере стоял?— подмаргивает мне дядя Карасев.— Кто с тобой еще был?

— Никого. Я один лазил.

Дежурный привстал, приблизил лицо, спрашивает медленно:

— Так зачем? Для чего? Ты можешь объяснить?

— Не скажу.

— Очень все забавно,— откидывается на спинку дежурный и обмахивается фуражкой.

За дверью шум, голоса. Врывается заплаканная продавщица, за ней бледная Нонка, Лева, Женька и еще ребята. Дежурный фуражку на голову, встал:

— А ну-ка все посторонние, прошу выйти.

— Алешенька, как же так,— не слушает его Нонка.— Я не посторонняя, я сестра его.

— Хорош у вас братец.

— Да, хорош,— наступает Нонка.— За что вы его?

— Он вместе с нами на крыше спал,— галдят ребята.

— Он не виноват.

— А ну-ка, шагом марш, мелюзга. Товарищ Медведев, вывести посторонних,— приказывает он одному из милиционеров.

Лева не отступает, за барьер ухватился:

— Мелюзга, мелюзга… У нас Советская власть…

— Марш отсюдова,— кричит дежурный.— Товарищ Медведев, отставить газету! Исполняйте! А вы, барышня, останьтесь,— обращается он к Нонке.

Милиционер всех выпроводил и опять уселся в дверях, уткнувшись в газету. Мы с Нонкой сидим рядом, напротив продавщицы. Нонка локтем глаза вытирает, носом шмыгает.

Дежурный рассадил нас. Нонку — к продавщице, а я сижу один. Рассматриваю милицию. Нехорошо здесь. Стены зеленые, скамейка какая-то липкая.

Продавщица объясняет, что у нее украдено, и при этом на меня посматривает.

— Так,— шелестит дежурный бумагой и тоже на меня смотрит.

— Похищен ящик конфет.

— Конфет «Мишка»,— подсказывает продавщица.— Ну, с кем был? Куда дел?

— Не брал он ваших конфет,— вскакивает Нонка.— Понимаете, не брал.

— Товарищ Медведев, проводите барышню.

— Никуда я не уйду,— упрямо говорит Нонка.— Отпустите брата, тогда уйду.

— Вот составим протокол, потом дело передадим следственным органам. Там разберутся,— обещает дежурный.

Потом дежурный спрашивает, кто наши родители, где они сейчас. За меня отвечает Нонка:

— С отцом давно не живем. А мама сейчас в больнице.

— Это верно, мать в больнице у них,— подтверждает дядя Карасев.— Она прачка.

Дежурный пальцы под фуражку, поскреб затылок.

— Так, так. А на что же вы живете?

— Нам с маминой работы профком помогает,— говорю я, вкладывая в это слово какую-то весомость, солидность.

— Ане воруешь?— щурится дежурный. И опять вмешивается дядя Карасев.

— Такого за ним не наблюдалось, мальчишка в акурате. Мать у них женщина строгая, уважаемый человек.

Я чувствую, что вот-вот заплачу. Дежурный, задумавшись, на часы-ходики смотрит. Потом встает, мне руку на плечо положил:

— Ну, теперь скажи нам всем, Алеша, что же ты делал на крыше ларька? Вот и сестра послушает.

— Да, скажи всю правду, Алеша,— просит Нонка.

— На окно смотрел,— решаюсь я.

— На чье?

На Ларисино. Шатрова ее фамилия.

— Это из двенадцатой квартиры, что ли? Такая с косичками. Она?— припоминает дядя Карасев.

— Угу.

— И чего тебя туда занесло?— пожимает плечами дежурный.— Непонятно.

Я молчу. Слышно только, как тикают ходики. Милиционер Медведев смеющимися глазами из-за газеты смотрит, Нонка на коленях юбку разглаживает, хмурится и улыбается:

— И как же вы не поймете, товарищ начальник. Продавщица перестала всхлипывать, фыркнула в ладонь.

Дежурный обиделся.

— А чего же тут понимать? Если человек смотрит в чужое окно, значит с какой-то целью.

Дядя Карасев долго разминает в пальцах папироску, хмыкает, головой крутит:

— Да, серьезное дело. Там такие косы…

— А-а-а,— вдруг осенило дежурного.— Так бы сразу и сказал, а то молчит и молчит.

— Нам можно идти?— спрашивает Нонка и берет меня за руку. Дежурный пожимает плечами, на дядю Карасева смотрит.

— Что с вами делать? Идите уж. Товарищ Карасев, оградите палатку от посторонних.