Король Севера. Измена

–Милей мне блеск холодной стали

Древнейших кованых мечей.

И даже дамы содрогнулись, когда, повысив голос, менестрель уже не говорил –выкрикивал:

-И нету мыслей о награде,

И помыслов о славе нет,

Когда в холодный алый, талый

Снег падает немой сосед.

Линнфред скорбно качнул головой, слушая о том, как больно хоронить друзей под сенью еловых лап…

-Ну, кто еще тут хочет славы?

Кому тут денег и почет?!

За честь сойти на пир кровавый

Кто, кто, скажите мне, сочтет?

И тише, все тише и тише звучали слова о том, что вовсе не обязательно выступать на ристалище, чтобы стать настоящим воином…

Едва Блаф окончил, зал взорвался хлопками. Этим людям, проводившим войска, он напомнил о том, что такое сражение, рассказал о благородстве и доблести. Фадрик видел, как королева налила вина в золотой кубок и отправила менестрелю. Тот выпил, поклонился ее величеству и бережно убрал подарок в сумку.

Петь на пиру у короля было делом прибыльным.

Но суровое настроение гостей спешил развеять Оринг Благозвучный. Оправив шитый рукав рубахи, тряхнув длинными как у женщины кудрями, он затянул балладу об ушедшей любви:

-Я не знаю, что думать мне

Я тебе так верить хочу.

Мои волосы тонут в вине.

Так за глупость свою плачу.

«Утопить такие волосы – и бочки не хватит», – подумал Фадрик, но женщинам пение Оринга нравилось. Благородные дамы, чьи сердца, быть может, в жизни не испытывали глубоких чувств (за исключением зависти да ненависти), вздыхали и промакивали глаза платочками, а кто-то и рукавами платьев, и не всегда своих.

Свадьба шла, как надо.

Оринг допел балладу и начал вторую, из известного репертуара, что-то о принцессе и драконе. И тут Фадрик украдкой взглянул на жену.

Рейна ничем не выдавала чувств. Спокойная, без тени улыбки, она медленно ела и пила вино, словно просто обедала. Не было заметно, тронули ли ее песни менестрелей, думает ли она о чем-то, хочет ли чего. В сторону мужа она обернулась лишь раз, и лишь для того, чтобы обратиться к его отцу.

–Спасибо, милорд, – сказала она, но Фадрик не понял, о чем шла речь.

«Уж точно не обо мне», – решил он, и горько усмехнулся.

Гости танцевали. Линнфред задумчиво взглянул на жену брата, но передумал и обратил внимание на Эмилию Уэсс. Эмилия, оправив платье, вышитое извечными воронами, с достоинством поднялась из-за стола.

Бочонки с вином пустели. Фадрик глядел на гостей и с отвращением думал, что не сильно они отличаются от крестьян, эти благородные. Чуть-чуть потри, и из лордов полезут неотесаные мужики, а из леди – шлюхи. Особенно это видно сейчас, когда все они под хмельком.

Звонко рассмеялась королева, призывно махнув рукой, и Фадрик увидел, как к ее величеству направился Ринги Весельчак. Все верно, гости напились, и настала пора веселиться по-настоящему, на что был мастак этот худющий парень со щербатой ухмылкой.

–Милорды и миледи! – голос Селиссы серебряным колокольчиком зазвенел под сводами зала. – Мой тост- за новобрачных!

Рейна молча подняла бокал и, к удивлению Фадрика, широко улыбнулась королеве. Но Селисса не закончила.

–Мне бы хотелось в качестве поздравления, чтобы наш любимый менестрель исполнил в честь жениха и невесты прекрасную песню. Ринги, ты знаешь балладу о принцессе-лягушке?

«Он-то знает», – мрачно подумал Фадрик. – «А вот откуда такую погань знает королева?».

Чувства Фадрика, похоже, разделял лишь лорд Зольтуст, о чем свидетельствовал брошенный в сторону ее величества мрачный взгляд. Гости покатились со смеху, а Фадрик помертвел. Он все понял.

Детская сказка, превращенная в похабные стихи, «баллада» повествовала о любви прекрасного, но глупого принца к бородавчатой жабе. Принц был уверен, что после поцелуев та превратится в принцессу, а когда из этого ничего не вышло, попробовал еще массу разных способов…

Это не только играть, но и слушать было противно!

Но Селисса стояла на своем:

–За любовь! – крикнула она, опустошая бокал, и менестрель ударил по струнам.

Гости смеялись, многие подпевали, а Фадрик чувствовал себя оплеванным. Кого, как ни его, сравнивал сейчас Весельчак с бородавчатой жабой, которую сколько ни целуй, жабой и останется? Более подходящую песню на свадьбе калеки-горбуна и представить сложно…

Рейна невозмутимо сидела за столом, храня спокойствие ледяной статуи. Но, когда Ринги допел, и Ронн Лоутер, вскочив на стул, провозгласил:

–За крепкие поцелуи, лорд Молдлейт! – и зал взорвался хохотом, она поднялась, присела перед Фадриком и его отцом и… ушла.

Лоутер расхохотался, принялся кривляться и делать неприличные движения. На Фадрика посыпались шуточки.

–Братец, да знаешь ли ты, что делать с женой?! – рассмеялся Линнфред, хлопая брата по плечу.

–Я уверен, он разберется, – холодно оборвал сына Уолдер Молдлейт, и Фадрик ощутил прилив благодарности к отцу.

Но шутка удалась, и гости состязались в советах, приводя в пример глупого принца из непристойной песни. Фадрик чувствовал, как горят уши, но боялся встать и уйти, подобно Рейне.

Ведь это означало начало брачной ночи.

Понемногу гости успокоились. За лютню вновь взялся Оринг Благозвучный и завел очередную слащавую песню. И тут Фадрик услышал: