Вардис старался не лгать себе. Это было непреложным правилом, пожалуй, одним из тех, которые он соблюдал не по строгой необходимость, а по велению сердца.
Не лгать себе.
Слова «никогда» в этой фразе не было. Так не бывает, чтобы никогда чего-то не делать. Все может случиться в первый раз. А может и во второй, и в третий. В конце-концов, наедине с собой можно и не сдержаться, ведь иногда так не хочется признавать очевидные вещи…
Однако то, что его жизнь по сути – история про то, как обиженный мальчик вырос в жестокого мужчину, он признавал.
Все это было постепенно.
Вначале он очень любил мать. Любил тепло ее рук и нежность ладоней, любил ее смех… А она – его, и это было естественно. Единственный, желанный ребенок, он был просто обречен стать любимцем. Потом он стал замечать перемены в ее отношении, не сразу, нет, постепенно. Очень, очень медленно.
Сначала она перестала целовать его перед сном. Потом постепенно уменьшилось количество ласк, получаемых им днем. Ее руки уже не гладили его как прежде по голове, не прижимали к мягкому родному телу. В конце-концов мать вообще перестала обращать на него какое-либо внимание, полностью поручив заботу о сыне нянькам и отцу.
Этих воспоминаний память не хранила. Он сам сделал такие выводы – ведь спонтанно изменить свое отношение к ребенку Иша не могла. А то, что оно было – это хорошее отношение, он достоверно знал: иначе воспоминания детства не имели бы вкуса такой горечи – горечи утраты. Было больно, значит, было что терять. Так, смотря на круги на воде, можно сказать, что поверхности плавником коснулась рыба – рыбы нет, а круги есть.
Так было и с первым воспоминанием Вардиса – болезненным воспоминанием, которое он хотел изгнать из памяти навсегда, хотел, но не мог. А может, и хорошо, что не мог. Иначе ненависть к Ише была бы не такой сильной.
Тогда он безумно соскучился и пробрался в ее спальню. Она спала, раскинувшись на кровати, волосы разметались во сне, большой живот тяжело вздымался. Маленький Вардис подполз к матери и прижался щекой к руке.
–Мама…
Иша открыла глаза, и Вардис испугался. Он еще не знал, что такое отвращение, но инстинктивно понял, что именно Иша испытала, проснувшись и увидев его. Как напуганный щенок, он сжался в комок, чувствуя, что сделал что-то недозволенное, неправильное, находящеся за гранью того, что дети для себя определяют как «можно».
Вардис был благодарен Ише – совсем немного – что не стала еще больше пугать его. Возможно, просто пожалела. Тогда еще ей можно было его жалеть. Придерживая рукой тяжелый живот, она поднялась, молча взяла Вардиса за руку и вывела из спальни. Дверь захлопнулась.
Прошло двадцать лет, но он не забыл. Он ничего никогда не забывал…
В ее отношении к нему были виноваты они, Эрей и Далая. Особенно- Эрей. Ее сын, ее любимчик. Это он, он, а не Вардис, по мнению Иши, должен унаследовать кресло лорда Зубца. Элисьер не был согласен с женой, как бы ни любил он младшего сына, он не собирался ущемлять права старшего. В конце-концов, ведь Вардис был ЕГО сыном.
А вот Далаю Вардис любил. Лишь на год младше Эрея, она родилась, когда Вардису было шесть, и он радовался ее рождению. Но со временем Иша и в ней воспитала ненависть к старшему брату. Видят боги, ЕЕ ненависти он не заслуживал…
Вардис перевернулся на другой бок, но так стало еще хуже. Непрошенные мысли, старые воспоминания – все вылезло наружу, не давая уснуть. Ох, проклятие, она ненавидела брата, потому что видела, что он из себя представляет!
Вардис всегда был не такой как все. На дне его души, как на дне глубокого колодца скрывалась муть. Впрочем, со временем он пришел к выводу, что такая муть есть внутри многих…
Люди – самые пугливые в мире существа. Плохо не то, что они боятся боли, разочарований, неизвестности… Нет, самое плохое, что они боятся себя.
Внутри каждого человека есть особая комната, комната, хранящее истинное «Я». Мало людей, нашедших в себе решительность войти в эту комнату. Еще меньше принявших найденное в ней.
Он был из таких.
В свою комнату он заглянул, когда ему исполнилось девять. Это был самый-самый первый раз, и после этого он не нашел смелости принять то, что увидел.
В тот день сверстник впервые назвал его в лицо бастардом. До этого такую роскошь позволяли только взрослые, да и то, не в лицо, а шептались за спиной, думали, он не слышит… Говорили слуги. Он давно уже знал – спасибо мамочке, она рано его просветила. Но сверстники помалкивали.
До того дня.
Тогда молодой лорд играл в разбойников с младшим братом – еще совсем мелким мальчишкой, и Вардис тогда не ненавидел его так сильно, как теперь – и с детьми прислуги. Одним из них был сын кузнеца.
Вардис играл вора. Он стащил кушак одного из мальчишек и спрятался с ним в кузнице. Кузнец ушел в кухню, помещение было пустым. Сын кузнеца первым нашел его и попытался отобрать украденное. Вардис ухватил заготовку для меча и сделал вид, что будет отбиваться. Что ж, фехтовал он всяко лучше сына простолюдина…