Король-Солнце Людовик XIV и его прекрасные дамы

Странную пару обвенчали 4 апреля 1652 года ночью, поскольку они не были помолвлены ранее, ибо в таком случае обычно до полуночи устраивалась помолвка, а после 12 часов ночи – венчание, чтобы две церемонии не совершались в один и тот же день. Франсуаза была несовершеннолетней, и ее мать (кстати, это был последний раз, когда она дала знать о себе), проживавшая где-то под Бордо, выдала доверенность, чтобы во время венчания ее представлял Эспри Кабар де Виллермон[60]. Скорчившийся в своем подобии инвалидского кресла жених едва доставал Франсуазе до пояса и без устали сыпал шуточками. Когда священник спросил его:

– В состоянии ли вы отправлять супружеские обязанности? – тот поскреб голову и отрезал:

– Это дело Мадам и мое.

Семейное гнездышко

Впоследствии Франсуаза писала:

«В молодости, будучи замужем за этим несчастным калекой, я не изведала ни горя, ни скуки. Женщины любили меня, потому что я больше занималась другими, нежели собой, мужчины – потому что я обладала очарованием юности. Я не хотела, чтобы меня любил кто-то в особенности, я хотела, чтобы меня любили все и произносили мое имя с восхищением и уважением».

Все историки сходятся на том, что брак этот, безусловно, был фиктивным. Скаррон имел обыкновение на прямые вопросы друзей отвечать:

– Я не занимаюсь с ней глупостями, я ее им обучаю.

Как выглядело «обучение глупостям», остается только догадываться, ибо священные узы церковного брака отдавали жену в полную власть мужа. Поэт также обожал отпускать шуточки по поводу «поста», на который был вынужден обречь свою супругу.

Мадам Скаррон вызывала всеобщий восторг. Сочинительница неимоверно популярных прециозных романов, мадемуазель де Скюдери, описывала ее внешность так: «Она была высока и обладала хорошей фигурой, прекрасный цвет лица, волосы чрезвычайно приятного светло-каштанового цвета, хорошенький носик, красивого рисунка рот, вид добрый, благородный, жизнерадостный, скромный, и самые красивые глаза в мире, сверкающие, нежные, влекущие, полные доброжелательности, делавшие ее красоту еще более яркой и совершенной. Иногда в ней замечалась легкая меланхолия со всем тем очарованием, каковое всегда присуще сему настроению». Невзирая на тьму обожателей, красавица быстро усвоила манеру говорить и подчеркнуто демонстрировать, что домогательства мужчин не пробуждают в ней никакого ответного чувства.

Конечно, поначалу ей пришлось нелегко. Скаррон поставил не на ту лошадку: Фронда потерпела поражение, Мазарини возвратился в Париж и припомнил поэту его пакостные стишки, лишив его пенсии. Так что теперь он жил доходами от своего творчества, что в ту пору было занятием крайне неприбыльным. Тем не менее поднаторевшая в вопросах ведения домашнего хозяйства Франсуаза ухитрялась самым образцовым и экономным образом содержать свой домашний очаг, а также заботиться о больном муже, в чем ей оказывали помощь четыре служанки и лакей.

Дом Скаррона приобрел славу одного из самых известных в Париже салонов, куда буквально стекались лучшие умы Франции. Заходил туда, между прочим, и придворный художник П. Миньяр, который потом в течение всей своей жизни неоднократно писал портреты прекрасной Франсуазы. Теперь гостей поэта притягивала в салон еще и молодая хозяйка, которая заслуженно вошла в число самых красивых женщин столицы. Наверное, не было ни одного посетителя этого дома, который не рискнул попытать счастья завладеть мыслями молодой женщины. Придворные, видные финансисты[61], военные, литераторы, молодые красавцы – кто только не ставил себе цель покорить сердце Мадам Скаррон, самонадеянно считая ее легкой добычей. Ей подбрасывали десятки записок, писали изысканные письма, испытывали на ней все приемы умудренных любовным опытом ловеласов. Тщетно! Если сначала Франсуаза просто держала глухую оборону, со временем она перешла на тончайшее кокетство, дававшее претенденту иллюзию питать надежду, но ни на йоту не уступать ему.

Пребывание в среде умных и высококультурных людей не прошло даром, Франсуаза слушала, мотала на ус, и блестящие, искрящиеся остроумием разговоры в гостиной Скаррона стали для нее настоящим университетом. Да и муж помог ей восполнить пробелы в образовании, которого, в общем-то, как нам известно, она практически не получила. Поэт обучил ее испанскому и итальянскому языкам, началам латыни и греческого, основам стихосложения. У него Франсуаза переняла культуру письменной и устной речи, мастерству находить меткое, разящее слово. Несомненно, ей приходилось также выполнять обязанности секретаря мужа. Со временем Скаррон даже советовался с ней по поводу своих произведений и находил ее поправки достойными внимания.