Король-Солнце Людовик XIV и его прекрасные дамы

Возиться с младенцами в век отсутствия памперсов, продукции детского питания от «Нестле» и присыпки «Джонсонс бэби» было делом весьма непростым. Сложнейшую задачу представлял собой найм кормилицы. Даже оставлявшие в своем доме детей дамы не кормили их грудью, чего уж говорить о детях, отданных на воспитание, требовался весьма непростой подход. Даже светило французской медицины того времени Амбруаз Паре уделил этому важнейшему вопросу внимание в своих трудах. Вот что он писал на эту тему:

«Чтобы удачно выбрать хорошую кормилицу, надобно, чтобы она была матерью двух-трех детей, чтобы ее груди, которые уже наполнялись ранее, обладали более широкими венами и артериями, позволяя обеспечить больший приток молока… Надобно, чтобы она имела хорошие привычки и была здоровой, имела хорошие грудные мышцы и была широка в плечах».

Мадам де Севинье изложила эту рекомендацию более прозаично и цинично: «Надобно, чтобы она была хорошей дойной коровой». Франсуаза прекрасно разбиралась в этих тонкостях, причем исповедовала чрезвычайно передовой для того времени подход к уходу за грудничками: например, она считала, что их не следует туго пеленать, а давать им полную свободу движений.

Если читатель думает, что, навесив ребенка на кормилицу, воспитатель или родители решали таким образом все проблемы и женщина безропотно денно и нощно возилась с младенцем, то вы глубоко ошибаетесь. О кормилице надлежало заботиться, обеспечивать ей хорошее питание, не нервировать ее и ни в коем случае не понуждать к выполнению каких-либо работ. Этим должны были заниматься иные служанки, подбор которых также был не прост. Напоминаем, что в ту пору по разным причинам среди детей в возрасте до семи лет в Европе умирал каждый второй ребенок. Так что, когда перед Атенаис встал вопрос о том, кто позаботится о втором младенце, который будет рожден ею от короля, ей пришлось хорошенько поломать голову. Напоминаем, что детей следовало прятать, поскольку разгневанный маркиз де Монтеспан, чьими детьми они являлись официально, мог в любой момент востребовать их, узнай он об их существовании. И тут Бонн де Пон, теперь маркиза д’Эдикур, посоветовала ей обратить внимание на вдову Скаррон, известную своей деликатностью и сдержанностью. Доподлинно неизвестно, какими благами соблазняла Атенаис свою собеседницу по блестящим диалогам. Возможно, ей было обещано щедрое вознаграждение, от которого было бы неразумно отказываться: вдова уже отлично испытала на себе, сколь ненадежная вещь есть королевская пенсия. К тому же в ту пору ее с Атенаис связывало нечто вроде прециозной дружбы. Надо сказать, что король с пренебрежением отнесся к выбору любовницы, насмешливо прозвав Мадам Скаррон «блестящим умом», ибо считал, что Франсуаза способна думать только о возвышенных материях.

Итак, был снят еще один дом, в котором вдобавок к первому ребенку, забранному из-под опеки мадемуазель Дезойе, поместили и новорожденного мальчика. Поскольку скрыть в Париже что-либо от любопытных глаз и ушей было трудно, приходилось часто переезжать, при каждом переезде перевозили всю мебель, в которую тогда входили гобелены для завешивания голых стен комнат – они считались частью мебели. Чтобы не посвящать в это сложное хозяйство лишних посторонних, Мадам Скаррон приходилось лично взбираться на лестницу и развешивать гобелены. Франсуаза даже похудела и прибегала к кровопусканиям, чтобы не покраснеть при нескромном вопросе, где же она пропадает целыми днями. Тогда вдова еще умудрялась по вечерам навещать салоны светского общества, где ее присутствие чрезвычайно ценили. Безвыходно находившиеся в помещении дети часто болели, их мучил рахит – от его последствий мальчик, будущий герцог Мэнский, даже после усиленного лечения начал ходить только в возрасте шести лет, у графа де Вексена было искривление позвоночника. Король, будучи чрезвычайно чадолюбив, иногда инкогнито навещал их. Как-то он спросил у одной из горничных:

– Чьи это дети?

– Уж точно той дамы, что живет с нами, ежели судить по тому, как она места себе не находит, когда с ними приключается хоть какая-то малость.

– А кто, по-вашему, отец?

– Как знать, или какой-то герцог, или председатель парламента.