29 июня 1668 года обоих засадили в каталажку и завели на них дело о кощунстве и святотатстве. Оба обвиняемых не стали запираться. Дюбюиссон признал, что «были знатные дамы, доводившее дело до того, чтобы заключить договор с дьяволом, подписанный собственной кровью, дабы устранить мадемуазель Лавальер от короля, чтобы занять ее место, поговаривали даже о том, чтобы дать оной Лавальер яд». Мариэтт также признал, что служил черные мессы, возлагая Евангелие на голову маркизы де Монтеспан и некоторых других знатных особ.
Дело по завершении расследования передали в суд, где судьями служили родственник Мариэтта и отец жены брата Атенаис де Монтеспан. Дюбюиссона приговорили к каторге на галерах, Мариэтта – к заключению в тюрьме Сен-Лазар. Однако вопрос об участии вельможных дам в кощунственных ритуалах втихомолку замяли.
18 июля 1668 года по случаю победы в войне в Версале был устроен грандиозный праздник, посвященный Мадам де Монтеспан. В нем приняли участие три тысячи человек, и роскошь этих увеселений превзошла все, виденное ранее.
4 августа королева родила пятого ребенка, сына Филиппа, получившего титул герцога Анжуйского (мальчику было суждено скончаться в возрасте трех лет), а вскоре признаки беременности почувствовала Мадам де Монтеспан и впала в такое отчаяние, что это даже оказало пагубное воздействие на ее красоту. Она похудела и настолько изменилась, что кое-кто даже перестал ее узнавать. Нечего было и помышлять о том, чтобы признаться мужу в этой беременности, так что Атенаис приняла все меры по сокрытию своего положения, запустив новую моду, скрывавшую увеличенный живот. Роды прошли в такой тайне, что до сих пор историкам неизвестно, какого пола было это дитя, появившееся на свет в марте 1669 года и скончавшееся в 1672 году.
Родственники по-разному восприняли фавор, выпавший на долю Атенаис. Престарелый герцог де Мортемар (ему стукнуло 69 лет), всю жизнь изменявший своей добродетельной супруге, недовольно брюзжал. Брат Атенаис, пользовавшийся редкой благосклонностью короля, тем не менее сохранил остатки дворянской чести и 1 сентября 1668 года отказался от наследственного права на обязанности первого камергера, которые исполнял его отец. Людовик постарался ублажить Мортемаров. Уже 12 января 1669 года он сделал герцога губернатором Парижа и Иль-де-Франса, каковая должность освободилась после смерти герцога д’Омаля, и позволил ему уйти в отставку от исполнения всех прочих обязанностей, для которых тот считал себя слишком старым. В марте граф Вивонн получил пост генерала галер, что делало его практически командующим всеми военно-морскими силами Франции в Средиземном море. Король подарил ему полмиллиона ливров, чтобы он смог откупиться от своего предшественника на этом посту, маркиза де Креки, и прибавил к этому еще 300 тысяч ливров для хотя бы частичного покрытия долгов семьи, достигавших в ту пору поистине астрономической суммы 170 000 ливров. Естественно, после такой щедрости, проявленной королем, ни отец, ни брат Атенаис и пискнуть не смели.
Вскоре молва о существовании новой любовницы пошла и в народ. Примечателен случай, имевший место с фавориткой у одного торговца. Сделав покупки, Мадам де Монтеспан не пожелала загромождать ими свою карету и попросила лавочника доставить их ей на дом. Для верности маркиза спросила у купца, знает ли тот ее, на что он с готовностью выпалил:
– Да, Мадам, я имею честь знать вас, разве не вы купили должность мадемуазель де Лавальер[28]
?У Атенаис не было никаких сомнений относительно отношения плебеев к занимаемому ею положению. Однажды она присутствовала на военном смотре, и когда мимо шествовал полк немецких наемников, те во всю глотку завопили:
– Königs Hure, Hure[29]
!Когда вечером король спросил ее о впечатлении от смотра, она ответила:
– Просто прекрасное, только вот немцы по простодушию называют все своими именами, а потому мне потребовалось объяснение того, что они там кричали.
Наконец, слухи об истинном положении жены дошли и до маркиза де Монтеспана. Как это ни покажется странным, этот дворянин, скопище всех человеческих пороков, придавал огромное значение сохранности своей супружеской чести и вовсе не придерживался того мнения, что делить свою супругу с Юпитером[30]
есть величайшая и почетнейшая привилегия. Он носился по Парижу, призывая громы и молнии на голову венценосного соблазнителя, запятнавшего верность жены, и осыпая его самыми отборными проклятиями. Как-то он даже заявился к великой мадемуазель, которой приходился дальним родственником, и разразился гневной речью, которую собирался произнести на аудиенции у короля, с требованием возвратить жену в домашний очаг. Эта филиппика была построена на многочисленных примерах из Библии, включая царя Давида и царицу Савскую. Великая мадемуазель попыталась довести до сознания оскорбленного супруга все безумие этой затеи, но безуспешно, маркиз продолжал изливать свою ярость на всех углах.